И снова я заметил промелькнувшую на лице Харриса скептическую усмешку.

— Жалованье у вас будет гораздо выше. Гарантируем совместную пятилетнюю командировку — Париж, Лондон, Рим. По вашему выбору.

Похоже, он предлагал нам взятку, и, на мой взгляд, это звучало гораздо лучше, чем угроза. Но все дело заключалось в том, что мы знали слишком много, а они знали, что мы знаем слишком много.

— Мне всегда хотелось пожить в Литве, — ответил я. — Мы с Кейт обсудим ваше предложение.

Не знаю, понял ли Харрис, что его дурачат, но он сохранил невозмутимость и попрощался.

— Этих людей не перехитришь, — заметила Кейт.

— Не знаю, мне не часто предоставлялась такая возможность.

Помолчав немного, Кейт промолвила:

— Бедняга Тед.

А я почему-то сомневался в том, что Тед мертв, поэтому не торопился скорбеть о нем.

— Пошли ему все же приглашение на нашу свадьбу, — посоветовал я. — Мало ли что может быть.

На пятый день пребывания в больнице я понял, что если останусь здесь хотя бы еще на день, то ни физическое здоровье, ни психика уже никогда не восстановятся. И я выписался, порадовав тем самым тех, кто занимался страхованием моего здоровья. Конечно, я мог бы покинуть больницу уже на третий день, учитывая легкий характер моих ранений, но федералам хотелось, чтобы я повалялся там еще. Того же хотела и Кейт, поскольку ее рана требовала более продолжительного лечения.

На прощание я сказал Кейт:

— Жду тебя в отеле «Вентура инн».

И удалился, унося с собой пузырек с антибиотиками и обезболивающие таблетки.

Кстати, кто-то позаботился о том, чтобы почистить мою одежду, а костюм отгладили и заштопали две дырки от пуль. Правда, при внимательном рассмотрении пятна крови все же можно было разглядеть, зато мне выстирали трусы и носки. Машина «скорой помощи» отвезла меня в Вентуру.

Регистрируясь в отеле «Вентура инн», я чувствовал себя бродягой: вещей нет, одежда забрызгана кровью. Однако очень скоро мистер «Американ экспресс» все исправил. Я щеголял в новой одежде, купался в океане, смотрел по телевизору «Секретные материалы» и дважды в день говорил с Кейт по телефону.

Кейт присоединилась ко мне через несколько дней, мы продолжили курс оздоровительного лечения прямо в отеле, я много загорал и научился есть авокадо. Кейт, носившая бикини, вскоре обнаружила, что ее шрамы не загорают. Ее это расстраивало, поскольку мужчин шрамы украшают, а женщин — нет. Но я каждую ночь целовал ее шрамы, и Кейт постепенно перестала волноваться по этому поводу. На самом деле она даже начала демонстрировать входное и выходное отверстия местным пижонам на пляже, которые считали пулевое ранение очень даже пикантной деталью. В перерывах между флиртом с пижонами Кейт пыталась научить меня серфингу, но, по моему мнению, для этого надо было иметь белоснежные зубы и выгоревшие на солнце светлые волосы.

Мы гораздо лучше узнали друг друга за эти две недели неофициального медового месяца и пришли к молчаливому согласию, что мы созданы друг для друга.

Но все хорошее кончается, и в середине мая мы вернулись в Нью-Йорк, в наше родное здание на Федерал-Плаза.

По традиции нам устроили скромную, но торжественную встречу, произносили речи, провозглашали тосты за нашу преданность работе, за полное выздоровление и, разумеется, за помолвку и долгую счастливую совместную жизнь.

Чтобы как-то разнообразить это мероприятие, Джек Кениг отвел меня в сторонку и сказал:

— Твои тридцать долларов, а также двадцатку Эдварда и десятку Теда я истратил на еду и выпивку, которые ты видишь на столе. Я не сомневался, что ты не будешь возражать.

Конечно. Да и Тед, наверное, тоже не стал бы возражать.