|
К тому же и Август Облако вспомнился… Сара поняла, что на ноги ей надели высокие, выше щиколотки, плетеные сандалии, и теперь было самое время посмотреться в зеркало. Оно стояло чуть дальше от ванной, чем находилось окно. Потому что вблизи от горячей воды, конечно, отпотевало до полной неразличимости того, что ему следовало показывать. Сара прошла к зеркалу и без всякого удовольствия заметила, что на лице ее лежит печать озабоченности, едва ли не тревоги. А с таким выражением прихорашивайся сколько угодно — ничего путного все равно не выйдет. Нет, не красавица она сегодня, после всего, что случилось за последние дни, после этого путешествия на южные острова, после полетов, после новостей этих… А ведь было время, когда Сара Хохот изучала древнейшую магию женской красоты и провела за этим занятием не одно десятилетие… Тогда она еще надеялась, что сумеет вечно оставаться юной. Теперь об этом и не думала, не надеялась, лишь иногда вспоминала свою глупость. Время ей не подчинялось? Можно было произвести на того, кому хотелось бы понравиться, особое впечатление, можно было околдовать, можно было опоить, почти примитивно, как многие женщины из смертных и поступали… Но вот сохранить совсем уж в неприкосновенности кожу, тело и глаза, особенно глаза, в не тронутом временем впечатлении — этого не удавалось добиться никому. Даже ей, Саре Хохот, сумевшей создать и вырастить Таби-Скум, перистокрылую мантикору. — Харлема мне сюда, — приказала она негромко. Вообще-то могла и ментально его вызвать, но тогда бы Харлем почувствовал ее настроение, а этого Саре не хотелось. Пронырливым стал старик, слишком многому научился, пока прислуживал ей. Но еще точнее и яснее прочих умела ее понимать Яблона. Сара даже не раз думала услать эту девчонку куда-нибудь подальше, в какие-нибудь такие владения, о которых порой и сама не помнила… Но иногда и эта вот дуреха, которая иногда думала, что сумеет с хозяйкой кое в чем сравниться, бывала полезной. Кроме того, она очень уж хорошо обращалась со смертными из города. — Госпожа моя. — Харлем появился сзади, даже немного в зеркале показался. Такое поведение было дерзостью, конечно, и он об этом знал, но сейчас это было неважно. — Ты полетишь со мной в Верхний замок. — Мантикоры заседланы, госпожа. — И, не дожидаясь ее вопросов, добавил: — Я приказал подготовить Жару для тебя и Немирного для себя. Немирный, когда-то сильный и неуступчивый мантикор, сейчас постарел и стал ничем не лучше какого-нибудь деревенского мерина, что трудится на поле у крестьянина. А вот Жара была неплохой летательницей, злой к смертным и сильной, как слон, хотя и небыстрой, вот только иногда на редкость вертлявой в воздухе. Справиться с ней могла только Сара. — Плащ мне, — приказала она кому-то из девиц, что бестолково толклись за спиной. И все же оторвалась от зеркала. Сказала уже Харлему: — Мы полетим небыстро. Тот лишь поклонился. Конечно, смысл этих слов заключался не в том, чтобы Харлему было удобнее и спокойнее лететь, а в том, что Сара не хотела, чтобы Джарсин думала — ее можно вызывать когда вздумается, а она, как солдат перед сержантом, будет спешить и вытягиваться перед ней в струнку. Они прошли по анфиладам комнат, по залам, к главному входу дворца, самого большого и роскошного в Малом Городище. Сара шла и почти с любопытством думала, успеют ли подвести полетных мантикор к ступеням крыльца? Если бы не успели, она бы могла обругать Харлема. Но тот, похоже, обо всем подумал, мантикоры были на месте. Жару держали три негра на длинных и легких цепях из светлой стали. Ошейник, который с нее не снимали после того, как она однажды лапой расцарапала Саре ребра, блестел золотом и бронзовыми камешками, что удалось как-то выменять у карликов из Восточных гор. |
