Я знаю, что Лейси ненавидит то, что я отстранилась от наших разговоров, но я ничего не могу поделать. Я не хочу быть ей обузой, или огромной тучей депрессии, нависшей над ней в такие дни, так что я тоже избегаю ее звонков сейчас.

Возможно, со временем она поймет мой намек и перестанет мне звонить.

Может она найдет себе новую лучшую подругу, которая уже давно прошла через это, и будет рассказывать, как стать взрослой, вести себя профессионально и никогда не допускать, чтобы твое сердце разбил кто-то, кто явно не заслуживает тебя саму и то, что ты ему предлагаешь.

Я скатилась с дивана и направилась в душ только, чтобы уйти подальше от этих звонков, потому что телефон зазвонил снова. Горячая вода и сильный мятный запах моего мыла помогли разобраться в мыслях и взбодрить меня… но я вышла из душа и увидела мигающий значок на экране — Ашер оставил мне сообщение.

Прежде чем я осознала свои действия, я взяла телефон, провела пальцем по значку сообщения и поднесла к уху. Голос Ашера резанул, словно нож, мне по сердцу:

«Кейт, это уже седьмое сообщение, которое я оставил. Я начинаю беспокоиться о тебе. Я знаю все, что ты слышала обо всем этом не идеально, поэтому я прошу тебя дать мне шанс объясниться…»

И эти слова добрались до моей душевной боли и гнева, поразив меня снова, словно волна прилива, захлестывающая и дезориентируя, превращая ярость и печаль в цунами. Я тыкнула в телефон, чтобы он замолчал, стерла сообщение, и швырнула его на противоположный конец дивана. Я свернулась калачиком с другой стороны и заплакала, стараясь заглушить звуки диванной подушкой. Черт бы тебя побрал. Черт бы тебя побрал. Черт побери.

Он слушал меня, уважал, поддерживал мой талант. И черт побери, он был неприлично хорош в постели, и в придачу еще очень даже красив. Тот факт, что он был неприлично богат, по крайней мере не самая худшая вещь в мире. Он знал, как справиться с моей семьей и моими редкими (очень редкими) моментами вспыльчивости.

И все это убивало меня еще больше, потому что у Ашер Янга было все, что я когда-либо хотела видеть в мужчине. Вот почему все было так плохо. Ведь в конце концов, получилось, что те отношения, которые у нас были оказались ложью, основанной на глупом пари. Получается, что мной можно было манипулировать так же легко, как клонами супермоделей Барби, с которыми он обычно очень быстро прощался, быстрее, чем кончается одноразовая бритва.

Из меня вырвался свежий раунд рыданий, и мне было, честно говоря, все равно даже если услышат соседи.

Когда показалось, что у меня наконец-то уже кончились все слезы, иначе за перегруз моих слезных протоков профсоюз готов был объявить забастовку, я поднялась на трясущихся ногах и подошла к окну. Вид, как всегда, был не совсем живописный.

Полиэтиленовый пакет болтался, закрутившись на ветвях дерева, раздуваемый ветром. Две маленькие старушки болтали, смешно жестикулируя руками и выражая свое несогласие друг с другом, пока они не спеша шли мимо заброшенного Макдональдса, чья золотая дуга была практически винтажной, и знак всегда, по крайней мере, имел одну опечатку. За углом паркинга, я увидела двух парней в узких джинсах и выцветших фиолетовых толстовках с капюшонами на головах, передающие друг другу наличные и маленькие мешочки с травой.

Ох, Сан-Франциско — сумасшедший, запутавшийся, красивый, уродливый город, который украл мое сердце. Ты наконец-то подарил мне мою мечту, но единственное, что мне остается сделать это собрать ее разбитые кусочки. Не такого я ожидала. Я ненасытная, Сан-Франциско? Неблагодарная? Потому что у меня есть еще одна мечта, Сан-Франциско, и теперь я не знаю точно, чего хочу больше, а скорее всего я хочу их обе. Почему сегодня все выглядит таким серым, Сан-Франциско?

Я не произносила всего этого вслух, потому что Сан-Франциско на самом деле не был живым и не мог мне ответить.

Мое состояние задумчивости, граничащей почти с психозом, прервал телефонный звонок со стороны моего дивана, который звучал так виновато, словно щенок, намочившийся на ковер.