— Что с ним? — суетится кто-то сзади. — Толкните его.

Толкают.

— Не надо, — останавливает Президент разволновавшихся референтов.

Выковыривает из коробочки Звезду, разворачивает, собственноручно пристегивает к лацкану моего пиджака. Прихлопывает сверху ладонью.

Вокруг кто-то жидко и подобострастно начинает подхлопывать. Шептать.

— Смотрите-ка, Герой, а в присутствии самого растерялся. В форменный столбняк впал…

— Развернитесь, пожалуйста, в мою сторону.

Они еще и ведомственного фотографа притащили? Для истории. Я у них что, в Конторе — первый Герой?

Вспышка. Еще вспышка.

— Ну, разреши еще раз, по-простому…

Президент шестой части суши придвинулся, и, презрев протокол, сграбастал и крепко обнял своего нового Героя.

Его лицо приблизилось к моему. Я почувствовал его дыхание, тонкий запах дорогого одеколона. Почувствовал, как он постукивает меня по спине.

И еще я увидел возле своих губ его ухо. И снова услышал удивленное шипение:

— Ну что ж он молчит-то. Он же должен что-то ответить. Это же просто неприлично.

Действительно неприлично.

Я увидел его ухо и сказал то, что считал нужным сказать в данный момент. То, что сказать потом мне не представится возможным.

— Сука ты, Президент!

Он не отшатнулся, не закричал, не затопал ногами. Он еще крепче прижал меня к себе. Еще шире улыбнулся. И так же тихо ответил:

— А ты дурак. Не суди о делах, в которых ни черта не смыслишь. И не будешь судим. Гер-рой! Твою мать!

На том мы и разошлись.

Он — государством править. Я — в нем жить.

А через полгода случилась большая кровь. Я не знаю, кто в ней оказался прав, кто виноват. Но я знаю, кому она была выгодна.

Она была выгодна всем!

Они все-таки добились своего…