Он вооружился биноклем ночного видения и стал караулить.
– Он следил за ним?
– Буавеню был уверен, что этот мужик – педик и явился на свидание с дружком, – объяснил Санкартье. – Сам знаешь, на тропе у них гнездо.
– Да. Сторож спрашивал меня, не из «этих» ли я.
– Ему было интересно, – продолжал Данглар, – вот он и прилип к ветровому стеклу. Буавеню – замечательный свидетель, очень внимательный. Он обрадовался, услышав, что кто‑то идет, рассчитывая на бесплатный спектакль. Но все пошло не так, как он рассчитывал.
– Почему он так уверен, что речь идет именно о ночи на двадцать шестое октября?
– Потому что это было воскресенье и он злился на воскресного сторожа – тот не вышел на работу. Буавеню увидел, как первый мужчина – высокий, с седыми волосами – ударил второго палкой по голове. Второй, то есть вы, комиссар, рухнул на землю. Буавеню затаился. Высокий старик выглядел опасным человеком, и сторож не хотел вмешиваться в семейную ссору. Но смотреть продолжал.
– Приклеившись задом к сиденью машины.
– Именно так Он думал, точнее, надеялся, что увидит сцену изнасилования бесчувственной жертвы.
– Можешь себе представить? – спросил покрасневший Санкартье.
– Высокий начал развязывать шарф на своей жертве, потом расстегнул куртку. Буавеню сросся с биноклем и едва не пробил лобовое стекло. Седой взял ваши руки и чем‑то их связал. Ремешком, решил Буавеню.
– Ремнем, – сказал Санкартье.
– Да, ремнем. Но на сем раздевание закончилось. Старик всадил вам в шею шприц, Буавеню в этом уверен. Он видел, как тот вынимал его из кармана и проверял.
– Ватные ноги, – сказал Адамберг.
– Я говорил вам, что эта деталь меня смущает, – сказал Данглар, наклонившись к комиссару. – До эпизода с веткой вы шли нормально, ну, шатались, конечно, как любой нормальный пьяный. А когда очнулись, ноги вас не держали. Когда вы проснулись наутро, лучше не стало. Уж я‑то знаю, как действует ерш. Выпадение памяти случается далеко не всегда, а ватные ноги и вовсе не вписываются в картину. Я понимал – было что‑то еще.
– Да уж, он знаток рецептуры, – уточнил Санкартье.
– Наркотик или какое‑то лекарство, – пояснил Данглар. – С вами он поступил, как со всеми остальными, обвиненными в его убийствах. Они тоже ни черта не помнили.
– А потом, – продолжал Санкартье, – старик поднялся, оставив тебя валяться на земле. Буавеню хотел было вмешаться – из‑за шприца. Парень не трус, не зря он работает ночным сторожем. Но не смог. Адриен, объясни…
– Буавеню не мог встать, – усмехнулся Данглар. – Он ждал представления, вот и спустил комбинезон до щиколоток.
– Буавеню ужас до чего не хотел об этом рассказывать, – добавил Санкартье. – Пока он одевался, старик исчез. Сторож нашел тебя на куче листьев с окровавленным лицом, дотащил до своего пикапа, уложил, прикрыл тряпкой и стал ждать.
– Зачем? Почему он не вызвал полицию?
– Не хотел отвечать на вопрос, почему не вмешался. Правду он сказать не мог. А если бы соврал, сказав, что испугался или задремал, его бы вышибли с работы. Они не нанимают ночными сторожами трусов или сонь. Потому‑то он и решил молчать и забрать тебя в свой пикап.
– Он мог оставить меня на тропе и остаться ни при чем.
– Перед законом. Но не перед Господом – тот мог разгневаться, оставь он тебя умирать, вот Буавеню и решил замолить грех. Стало холодно, ты мог просто замерзнуть. Парень решил подождать и посмотреть, что с тобой будет после удара по лбу и укола в шею. Он хотел понять, снотворное это было или яд. |