Около полудня молодой разведчик, к тому времени готовый лопнуть от чая и сладостей, стал свидетелем весьма забавной сценки. Паланкины двух везиров, Хасана тер Хусаина и Рустама тер Сипуша, едва не столкнулись перед воротами султанской резиденции. Носильщики привыкшие к тому, что их грузу уступают дорогу все и вся, встали столбами, тупо пялясь друг на друга и не делая попыток разминуться, твердо уверенные в том, что первым во дворец должен въехать именно их хозяин. Ожидание затянулось почти на минуту.

   -- Не будет ли любезен многоуважаемый Рустам-махди повелеть своим слугам сделать два шага назад? -- первым истекло терпение везира, курирующего в диване таможенные вопросы, заставив этого маленького смешного толстячка высунуться из своего паланкина едва не по пояс.

   -- Но что мешает моему достойному собеседнику самому отдать такой же приказ? -- длинная нескладная фигура столичного архипрелата вылезла из-за занавесок примерно на столько же. Лица обоих везиров изображали крайнюю степень приязни и любезности.

   -- Вах! -- всплеснул руками тер Хусаин. -- Слуги достопочтенного вряд ли послушают мой приказ.

   Обоих собеседников было отлично слышно даже в чайхане -- акустика площади Благовеликолепия рассчитывалась именно на то, чтобы никто из пришедших на площадь не пропустил и слова из уст глашатая, объявляющего у дворцовых ворот султанскую волю.

   -- О, Тарк! -- удивился тер Сипуш. -- Разве я говорил великолепнейшему Хасан-аге отдавать приказы моим слугам? Не пристало везиру султана опускаться до уровня надсмотрщика, даже и у верховного жреца Аксара! Отдайте распоряжение своим носильщикам, досточтимый, и мы спокойно въедем во дворец.

   -- Осмелюсь заметить, праведнейший Рустам-ага, что я первый подъехал к воротам Топкапы.

   -- Осмелюсь заметить, что это незаметно. -- парировал клирик. -- Мои носильщики стоят ничуть не дальше от середины ворот, и, даже, на полступни ближе, прекраснейший Хасан-ага.

   -- Это только от того, сладчайший Рустам-махди, что у ваших носильщиков огромные безобразные ступни. -- не отступал везир. -- К тому же мои люди обуты в ичиги, а люди Рустам-аги -- в чарыки, потому благочиннейшему махди и мстится, что его люди прошли дальше.

   -- Когда мне мстится, мудрейший Хасан-ага, я возношу молитву Тарку, и морок отступает. -- с лиц обоих спорщиков не сходило выражение неземного блаженства от встречи и возможности лицезреть друг-друга. -- Носки сапог моих носильщиков расположены ближе к центру ворот, а вот щедрейший тер Хусаин напрасно сэкономил на обуви своих слуг.

   -- Бац! -- донеслось до сэра Лестера из-за соседнего столика, где неторопливо потягивал вино молодой имладонец в хорошем, но сильно потертом лиловом халате и того же окраса чалме, намотанной поверх травяного цвета фески с черной кисточкой. -- Два удара за один раз, и каких!

   Парень, на лице которого отчетливо виднелись следы неумеренных ночных возлияний, повернулся к Блюму и, дружески улыбаясь подмигнул. Когда он появился в чайхане, аазурец вспомнить решительно не мог.

   "Кто бы это мог быть? -- подумал баронет, -- Судя по одежде и сабле, небогатый бай или бек, но может оказаться и промотавшийся хан. А вполне может быть и солдатом удачи, или бродягой без роду-племени".

   -- Зато скромнейший тер Сипуш не скупится, тратясь и на слуг, и на поденщиков. -- парировал везир.

   -- Бац! -- хохотнул странный сосед Лестера. -- Хасан-ага наносит ответный удар!

   -- Видимо, -- сладким голосом продолжил тер Хусаин, -- мой высокоправедный собеседник знает хорошего башмачника.