Когда-то, еще в юности, благородный Годриг командовал сотней королевских копейщиков, а потому, как и любой солдат, мог облачиться в одежду и бронь за считанные мгновения, однако же демонстрировать этот свой навык евнуху нужным он не счел, неторопливо, всем своим видом показывая, как ему хочется спать, натягивая сапоги и украшенную аграмантом и апплике бекешу.

   -- Что-то случилось, почтенный, что принц хочет видеть меня тогда, когда имладонская знать обычно ложится спать? -- несмотря на явное желание посланца поскорее исполнить наказ принца и доставить к нему иноземного гостя, не иначе как попущением Тарка, или кознями Губернеза попавшего во дворец, сэр Максимилиан не смог отказать себе в удовольствии заставить бедолагу помучится в ожидании, и теперь вертелся перед огромным зеркалом, поправляя украшенный кабошоном килмарнок таким образом, чтобы он сидел и лихо, и не по-идиотски одновременно. -- Или Его Высочество придерживается другого режима?

   -- Ай-вэй, -- всплеснул руками евнух, -- да вы, почтенный, единственный человек в Топкапы, который не знает, что произошло!

   -- Вполне возможно. -- парировал аазурец. -- Я сплю очень крепко. Так что же стряслось?

   -- Принц Шуль, -- лицо посланца Гемаля выражало прямо-таки вселенскую скорбь, -- увы нам, соединился с Тарком. Вышел на балкон подышать, и упал.

   -- Ужас какой. -- прокомментировал сэр Максимилиан, получивший, почти у самого дворца шифровку и, вероятно, заранее написанные инструкции незнамо куда отбывшего Виризга, ознакомившийся с ними, и потому представлявший интерес тысячеградцев к персоне покойного. -- Даже страшно представить, как возрадуются теперь враги Имладона. Пойдемте, я готов. Ай, ну что за горестная весть -- сколь достойный муж покинул нас.

   Благородный Годриг не считал, что о покойниках всегда нужно говорить или хорошо, или ничего, да и насчет наличия присутствия у "соединившегося с Тарком" Шуля несомненных и неоспоримых добродетелей имел довольно определенное и, для покойного, нелицеприятное мнение, однако ж положение, что называется, обязывало выразить скорбь хотя бы на словах.

   -- Носитель множества мужских достоинств. -- согласился евнух. -- Прошу вас следовать за мной.

   Следовать оказалось довольно далеко, практически на противоположную сторону отнюдь не маленького дворца, в коридорах которого царило совсем не характерное для этого времени суток оживление. Куда-то постоянно неслись служанки, стража стаяла с парадно-мрачными физиономиями, из некоторых комнат доносились неискренние стенания на тему "На кого ж ты нас покинул, сокол ясный"? Короче говоря, траурная церемония еще толком не началась, но подготовка шла по полной, и на все это накладывался траур по почившему в бозе, совсем недавно, принцу Нуману.

   "Интересно, Джимшала скоро найдут, чтобы совсем уж не султанский дворец, а зал поминовения получился?", подумал сэр Максимилиан. В том, что непутевый принц уже кормит червей или, положим, крабов, он практически не сомневался. Как не сомневался и в скорой, если уже не случившейся смерти юного Ильяса, поспешившего смазать пятки салом при первых признаках начавшееся драки за власть. Поступил принц, безусловно, правильно, однако кто ж даст потенциальному претенденту на престол свалить за кордон, где жив он, скорее всего, останется, но станет козырным тузом в дипломатии немирных и амбициозных соседей султаната? Только дурак. А дураком Гемаль не был, не говоря уж о его матери, султанше Фирузе.

   -- Прошу вас обождать тут. -- провожатый сэра Максимилиана остановился у резной двери, по бокам от которой вытянулись двое дюжих молодцов, самого что ни на есть неевнуховского вида -- ражие, бородатые, в чешуйчатых панцирях и шлемах, они подозрительно косились на аазурца, сжимая рукояти ятаганов и хмуря брови.