– Не беспокойся, он не проснется. – Алинэ поставила свечу на ларь. – Пока я не захочу. А ты, может быть, выпустишь меч? Или ты до сих пор думаешь, что это ловушка? Капкан для тебя?

Рендалл покраснел, торопливо убрал ладонь с рукояти меча. Она придвинулась ближе, и он уловил непонятно откуда взявшийся в комнате аромат речной свежести и красных лилий.

– Так и будешь молчать? – Жрица улыбнулась, показав острые белые зубы. – Хотя, может быть, лучше и в самом деле ничего не говорить?

Она подняла руку к плечу, вынула заколку, и темно-зеленая мантия с шорохом сползла на пол. Пламя свечи бликами приласкало матово-белую кожу плеч, качнулись тяжелые полушария грудей.

– Ну? – голос Алинэ прозвучал требовательно. – Или тебе что-то нужно объяснять?

Олен закрыл глаза, попытался успокоить бешено заколотившееся сердце. Ощутил, как прохладные и чуть влажные ладони коснулись руки, почувствовал дыхание на щеке.

– Нет, – сказал он. – Я не могу.

– Почему? – Как ни странно, но гнева не было в голосе жрицы, только безмерное удивление.

– Нет. – Под закрытыми веками встало, возникло лицо Саттии – изящное, чуть насмешливое, такое красивое. Как наяву услышал ее голос. – У меня… есть девушка, и я не могу… изменить ей.

Говорить было так же тяжело, как ворочать мельничные жернова.

Да, пусть они никогда больше не увидятся, пусть он сгинет в Вейхорне или падет в войне с Харуготом…

– Да? – Алинэ отодвинулась. – Что ж, дело твое.

– Я не хотел тебя обидеть, – торопливо сказал Олен. – Но пойми, изменяя своей любви, изменяешь в первую очередь себе… Жалко, что Юрьян сейчас спит, он бы точно отыскал нужные слова.

– Ничего, я тебя поняла.

Прошуршала ткань, и он рискнул открыть глаза.

Жрица сидела на краю ложа и с любопытством его рассматривала. Мантия вновь скрывала ее фигуру, глаза пылали, волосы казались пламенным нимбом, окружавшим лицо.

– Ты очень странный, – задумчиво проговорила она. – Девять из десяти мужчин любого народа Вейхорна упали бы мне в объятия не задумываясь, и познали бы изысканное наслаждение… Оставшийся десятый – дурак, извращенец или бессильный, но ты не из них.

Рендалл отвел взгляд, мрачно подумал, что, если она начнет спрашивать, кто он такой и откуда, придется врать. А он так и не научился делать это, да и не особенно пытался.

– Ты отличаешься ото всех… что-то в тебе есть… – Жрица задумалась, закусила розовую губку. – И вот что чудно – ты говоришь на нашем языке так, словно знаешь его с самого детства.

В комнате было тепло, но в спину Олену потянуло морозом. Как он мог упустить такое? Если наречие сиаи он начал понимать на второй день, то язык барги, пусть даже похожий, но другой, постиг мгновенно, без каких либо усилий. И воспринял это очень спокойно, даже не обратил внимания. Хотя тогда ему просто не дали сосредоточиться как следует…

Но что же такое с ним происходит? Откуда взялась эта способность? Или кто-то наделил ею последнего отпрыска династии безарионских императоров? Но кто и чем за нее придется расплачиваться?

– Ладно, спокойной ночи. – Алинэ встала плавным, текучим движением, свеча мигнула и погасла. – Спокойной ночи. И прошу тебя об одном – не считай, что ты находишься среди врагов…

Скрипнули половицы, и что-то зашуршало, словно качнулся ковер, за которым укрыта потайная дверь.

– О нет… – Олен вздрогнул, ощутил, что весь покрыт холодным потом.