Одежда на нем была из пышных тканей, инкрустированных драгоценными камнями. Вид у него был приветливый.
— Привет, друг,— сказал Шеридан.
Гуманоид, казалось, его понял, но улыбнулся с некоторой надменностью, словно появление Шеридана его не очень обрадовало.
— Возможно,— сказал он наконец,— у вас найдется время посидеть со мной?
Его тон недвусмысленно приглашал Шеридана отказаться: спасибо, но, к сожалению, времени у него нет, он торопится.
— Конечно, найдется,— сказал Шеридан,— Благодарю вас.
Он сел, а гуманоид продолжал вынимать из корзинки свои припасы.
— Нам несколько трудно общаться на этом варварском языке,— сказал гуманоид,— Но что поделать! Или вы говорите по-балликски?
— Извините,— ответил Шеридан,— но я впервые слышу про этот язык.
— А я подумал... Он широко распространен.
— Обойдемся и языком этой планеты,— невозмутимо сказал Шеридан.
— О, разумеется! — согласился гуманоид.— Надеюсь, я не вторгся на вашу территорию? В таком случае я сейчас же...
— Вовсе нет. И я рад нашей встрече.
— Я бы предложил вам перекусить со мной, но побаиваюсь. Обмен веществ у вас, несомненно, иной, чем у меня. И мне было бы горько отравить вас.
Шеридан наклонил голову в знак благодарности. Еда, бесспорно, выглядела очень аппетитно. Красивая упаковка, восхитительное на вид содержимое. Ему сразу захотелось есть.
— Я часто прилетаю сюда для...— Он не сумел найти нужного слова на языке гарсониан.
Шеридан пришел ему на помощь.
— На моем языке,— сказал он,— это называется пикник.
— Еда под открытым небом,— сказал гуманоид,— Точнее на языке наших гостеприимных хозяев я выразиться не могу.
— Мы тоже это любим.
Гуманоид явно обрадовался такому доказательству взаимопонимания.
— Мне кажется, друг мой, у нас есть много общего. Не оставить ли мне вам образчик этой еды? Вы бы сделали анализ и в следующий раз могли бы разделить мою трапезу.
Шеридан покачал головой.
— Думаю, я тут долго не задержусь.
— О! — произнес гуманоид словно бы довольным тоном,— Значит, и вы непоседа! Мимолетные встречи! Слышишь шорох один миг — и вновь тишина.
— Очень поэтично,— сказал Шеридан,— И очень точно.
— Впрочем,— продолжал гуманоид,— я прилетаю сюда довольно часто. Я полюбил эту планету. Чудесное место для еды под открытым небом. Такой покой, такая простота и неспешность! Никакой суеты, и люди такие непосредственные, хотя несколько грязноватые и очень, очень глупые. Но мое сердце открылось им за их безыскусственность, близость к почве, светлый взгляд на жизнь и непритязательный образ этой жизни.
Он умолк и взглянул на Шеридана.
— Вы так не считаете, мой друг?
— Считаю, конечно считаю,— согласился Шеридан с излишней торопливостью.
— В Галактике,— сказал гуманоид печально,— так мало мест, где можно побыть одному в приятном уединении. О, одному не в буквальном, не в физическом смысле. Я имею в виду ощущение простора, когда тебя не теснит со всех сторон слепая жажда преуспеть, не душит напор других личностей. Бесспорно, есть пустынные планеты — пустынные лишь в силу их непригодности для жизни. Такие мы должны сбросить со счетов.
Он изящно, даже жеманно съел кусочек чего-то. Но из изукрашенного кувшина отпил внушительный глоток.
— Дивный напиток! — Гуманоид протянул кувшин Шеридану.— Вы уверены, что не хотели бы рискнуть?
— Пожалуй, не стоит. |