Так ничего и не поняв в выступлении маэстро из Голливуда, Дмитрий Олегович пожал плечами и вернулся к своему снайперскому конструктору. Книжный опыт террориста Карлоса Кугеля в данном случае ничем не мог помочь Курочкину: в книжке «Мишень» писателя Черника все манипуляции главного героя с оружием ограничивались всего тремя словами – разобрал, вычистил и собрал. Писателю Чернику, как видно, было лень вдаваться в детали. Проще говоря, создатель «Мишени» халтурил, где только мог.

Курочкин слабо представлял себе общий вид современного снайперского оружия и потому решил пользоваться надежным методом проб и ошибок. Круглое катать, плоское таскать, а то, что с резьбой, – навинчивать. Оптический прицел и глушитель Дмитрию Олеговичу довольно быстро удалось навернуть туда, куда нужно, но вот с более мелкими деталями вышла заминка. Кое-как ему удалось вложить металлическую загогулину в стальной кожух и даже сообразить, что одна из этих двух деталей – затвор. Оставалось лишь поместить обе детали в соответствующее гнездо. Курочкин дважды облился потом, пока не нашел в винтовке более-менее подходящее место для двух оприходованных загогулин. Во время поисков пальцы стали черными и жирными от смазки, которая присутствовала здесь в самых неожиданных местах; главным образом в тех, что Дмитрий Олегович обследовал. При этом хотя бы вымыть руки от смазки Курочкину теперь было негде: в кухне был заперт бессознательный толстый гоблин, в ванной томился его долговязый собрат. Идею прополоскать пальцы в сливном бачке Дмитрий Олегович поспешно отверг как унижающую его достоинство снайпера-профессионала. Так что единственный носовой платок безвозвратно почернел и замаслился задолго до окончания сборки. Столь грязных платков у Димы Курочкина не было даже в далеком детстве…

– …Детство – прекрасная пора, – как всегда, вовремя подал голос хрипатый телекомментатор. – В эти времена мальчишки и девчонки… и также их родители… точнее, будущие их родители… я хотел сказать: дети, которые в будущем будут их родителями…

На телеэкране кружился в толпе вертлявый оболтус в шортиках лет двадцати от роду – рыжий, зубастый, рот до ушей, каждая конопатина величиной с полтинник. Толпу вокруг него составляли оболтусы раза в два моложе, которые радостно визжали, кривлялись и подпрыгивали. Курочкину почудилось, будто детишки выкрикивают что-то вроде «Один!», «Совсем один!!»

– …Дети, которые еще не знают, что в будущем… будут детскими родителями… – пытался выкрутиться из словесной ловушки заэкранный голос. – В общем, проблемы детской эмансипации… в образе Кита Маколея… вернее, Кит Маколей в образе проблемы… эй, мальчик, мальчик, осторожнее, черт тебя возьми!… Есть здесь его родители?…

Кадр подпрыгнул. Прямо в экран впечатались сначала маленькая пятерня, а следом за ней – наидовольнейшая детская физиономия.

– Один! Один!! – в полном восторге пропела физиономия. – Все улетели, а он один!…

Кадр снова тряхнуло, и на экране опять возник двадцатилетний конопатый оболтус. Курочкин догадался, что это и есть тот самый Маколей, однажды сыгравший роль донельзя самостоятельного пацана. Теперь он уже и сам мог стать счастливым отцом, но по-прежнему не расставался с ролью младшего школьника. Только очень рослого.

– …Юные зрители всего мира, как и прежде… – хрипло донеслось с экрана. – Верность полюбившемуся образу…

Сверкая конопатинами, Кит Маколей что-то засюсюкал по-английски. Хочешь не хочешь, а надо было отрабатывать свою позавчерашнюю роль, раз за это еще платят деньги.