Курочкин послушно отказался от проездного и стал ходить на работу тремя проходными дворами. Вечером ходить по ним было страшновато, разок Дмитрий Олегович едва не сломал ногу в одном из закоулков, но зато он выигрывал здесь в расстоянии и тратил меньше времени: тоже экономия, если угодно.

Как раз в полуквартале от магазина «Буратино» и злополучной подворотни располагался один такой экономный проход, ведущий сразу на соседнюю улицу. Ага, вот и он! Курочкин юркнул в неширокую щель между домами, сменил деловую трусцу на бодрый галоп и через пару минут был уже в другом месте. Тут милицейские сирены уже не были слышны, но Курочкин на всякий случай повторил свой проходной маневр и через подъезд жилого дома между булочной и ломбардом братьев Агаповых выскочил в уютный скверик неподалеку от Дербеневской улицы.

Только здесь Дмитрий Олегович смог, наконец, отдышаться после своего поспешного марш-броска. Из десятка скамеек в сквере занята была всего одна, на которой столетнего вида дедуля с «Правдой» на коленках мирно досматривал сладкие сны о светлом прошлом. Больше никого. Курочкин опустился на ближайшую скамейку и принялся освобождаться от зловредного гвоздика на дипломате. Операция на рукаве, сделанная без наркоза, прошла удовлетворительно. Дипломат отделен был от пиджачного рукава, а тот снялся с гвоздя с минимальными потерями – дырочкой столь незначительного размера, что Валентина могла бы ее просто не заметить.

Оставалось решить, как поступить с этим плоским чемоданчиком из подворотни, уже натворившим немало бед. Самым правильным поступком было бы оставить дипломат где-нибудь в пустынном месте; если там все-таки бомба, то, по крайней мере, пострадавших не будет. Ученый-экспериментатор внутри Курочкина вновь начал подзуживать Дмитрия Олеговича прежде ознакомиться с содержимым. Так, интереса ради. Ну уж нет! – благоразумно возразил себе Курочкин, сразу вспомнив о последствиях одного сегодняшнего любопытства. – Брошу! Где тут пустырь? В тот момент, когда Дмитрий Олегович уже определенно склонился к первому, самому здравому, варианту, Фортуна выкинула очередное коленце.

К тени Курочкина на асфальте незаметно присоединилась посторонняя тень, и чей-то наглый голос лениво спросил:

– Это чего тут у тебя, а, дядя?…

Курочкин медленно поднялся с места и обернулся. Внешность соответствовала голосу, даже с переизбытком.

Прямо на него в упор глядел приземистый, широкоплечий и длиннорукий человек лет сорока, как будто специально предназначенный для плаката «Их разыскивает милиция». Если бы Природе какой-нибудь доброжелатель вовремя шепнул, что венцом ее миллионнолетних стараний окажется такой вот тип с тяжелой челюстью и низким лбом, то Природа наверняка поставила бы крест на млекопитающих и вплотную занялась бы эволюцией кактусов. Как более перспективного вида.

– Ты че, оглох? – произнес венец творения. – Чего, говорю, у тебя?

С этими словами длиннорукий и низколобый млекопитающий сплюнул окурок на асфальт. Во рту тускло блеснули золотые коронки, которые во времена курочкинской молодости в народе называли фиксами. К фиксе непременно прилагалась финка.

– Это портфель-дипломат, – покорно ответил Дмитрий Олегович, ожидая появления финки. Он был уверен, что нож обязательно где-то в кармане приземистого типа.

– Вижу, что не велосипед, – пошутил фиксатый, вновь блеснув коронкой. – Ну-ка, покажь, чего там внутри…

Еще пару минут назад Курочкин почти убедил себя, что лучший выход из его положения – немедленно расстаться с опасной находкой. Но стоило длиннорукому выказать свой интерес к дипломату, как Дмитрию Олеговичу тут же расхотелось сбывать с рук плоский чемоданчик с неизвестным содержимым. И тем более – отдавать его в такие загребущие руки.