На лбу Оуэна написаны все его мысли: он будет скучать, один, совсем один в постели…
– Тогда я пока займусь ремонтом в детской, – наконец выдавливает Оэун.
Киваю, хотя Оуэн сейчас поставил точку в давнем споре. Ему хочется, чтобы спальня принадлежала нам двоим, а я – только ему. Он полагает, что полугодовалая Фрейя сможет спать в детской без постоянного присмотра. А я… я не согласна. Отчасти поэтому я до сих пор не нашла времени вынести вещи из гостевой комнаты и покрасить стены в какой-нибудь позитивный, подходящий для младенцев цвет.
– Конечно, – говорю я.
– Значит, решено, – заключает Оуэн и принимается перебирать свои галстуки. Спрашивает, не оборачиваясь: – Тебе машина нужна?
– Нет, на поезде доберусь. Кейт меня встретит.
– Уверена? Ты детские вещи в поезде потащишь? Это неудобно. Посмотри: пойдет?
– Что?
С минуту я не могу понять, о чем Оуэн говорит. Потом соображаю – о галстуке.
– Да, неплохо. Нет, правда, я отлично доеду поездом. Так проще. Если Фрейя проснется, я смогу без проблем ее покормить. А вещи сложу в коляску.
Оуэн не отвечает. Понятно: прокручивает в уме предстоящий день. Я тоже так делала еще несколько месяцев назад – сейчас кажется, что с тех пор прошла целая жизнь.
– Так я бы прямо сегодня поехала. Ты не против?
– Сегодня?
Он берет из комода горсть монет, бросает в карман и подходит к кровати, чтобы поцеловать меня в темечко.
– А к чему такая спешка?
– Нет никакой спешки, – лгу я.
Щеки вспыхивают. Ненавижу лгать. Когда-то я считала ложь забавой – до тех пор, пока ложь не стала единственным выбором. Сейчас я редко об этом думаю, может, потому, что мысли о лжи и так съели уйму времени. Но они никуда не делись. Они – словно зуб, который то ноет без перерыва, то внезапно начинает болеть.
А самое гадкое – лгать Оуэну. До сих пор мне удавалось его не впутывать, однако теперь и он влип. Теперь и он в паутине. Сообщение Кейт не удалено, и из него будто течет яд, грозя уничтожить все, все вокруг.
– Просто у Кейт сейчас перерыв – один проект закончила, к другому еще не приступила. Не будет отвлекаться. А я… мне через несколько месяцев на работу. Попробуй тогда вырвись.
– Ладно.
Оуэн озадачен, но от подозрений далек.
– В таком случае надо тебя поцеловать по-настоящему, как положено.
И он меня целует – как положено, в губы, чтобы я вспомнила, за что люблю его и почему ненавижу ему лгать. Затем отстраняется, прижимается губами к лобику Фрейи. Она недоверчиво смотрит на него и на миг перестает сосать, но возобновляет свое занятие с непоколебимой решимостью, от которой меня неизменно накрывает волна обожания.
– И тебя, вампиреныш, я тоже очень люблю, – с чувством говорит Оуэн. Следующая фраза адресована мне: – Сколько туда ехать?
– Часа четыре. Смотря на какой пригородный успею.
– Понятно. Что ж, желаю хорошо провести время. Напиши, как доберешься. Сколько думаешь погостить?
– Несколько дней?
Предположение рискованное, и я добавляю:
– Вернусь к выходным.
Новая ложь. Я не знаю, когда вернусь. Не могу сказать даже приблизительно. Пробуду столько, сколько потребуется Кейт.
– По обстановке, Оуэн.
– Ладно, – повторяет он. – Я тебя люблю.
– И я тебя.
Наконец-то можно ему не лгать.
– Можно спросить?
Мой голос, звенящий от напряжения, прозвучал на пустом перроне неожиданно резко. |