— О Боже! — простонал он. Открыв глаза, посмотрел на Робин. Мяч летел к ней. Она размахнулась, вкладывая в удар все свои силы, и послала мяч в левую часть поля. Он наблюдал, как раз за разом она повторяла и повторяла этот удар.

Это похоже на стиль ее жизни, думал он. Не важно, что она делает, главное — как.

И как непохоже на него! Он отступил, сдался… Его карьера потерпела фиаско. Он потерял женщину. Он стал сам себе неинтересен, он продолжал жить, на самом же деле был мертв!

А ведь судьба предоставляла ему шанс! Но вместо того чтобы воспользоваться им, он, жалея себя, говорил, что его снова обманули, и сам обманывал первым. Какой же он дурак!

Сейчас, когда он, почти гигант, смотрел на Робин, что-то в нем дрогнуло, заколебалось.

Это любовь. Его неосознанная любовь к ней рвалась наружу, он был не в силах противиться ей.

Он любил все, что каким-то образом было связано с ней, — жизнелюбие, ее способность находить радость в малом и плакать над грустным. Она нуждалась в доме, но не для того, чтобы бежать от жизни. Она была равнодушна к шумным развлечениям, ей не нужны были ТВ-шоу или спорткастинги. Она, как оказалось, нуждалась в нем. И, Боже мой, он тоже нуждался в ней, она могла наполнить его дом любовью и детьми и, наконец, придать его жизни смысл.

Его руки дрожали, сердце стучало. Ему казалось, словно весь мир открылся перед ним. Мир, освещенный солнцем. Мир Робин Джейн Холковски.

Он поднялся, готовый бежать на поле и, видит Бог, начать новую жизнь.

Но она ушла! Он искал ее на поле, в раздевалке, потом побежал к паркингу. Она ушла. Неужто опоздал? Может быть, она уже ничего не ждала от него? Но сейчас не время для сомнений и обид. Надо бороться за нее, за счастье быть вместе.

Он бросился к ней на квартиру. Ее машина стояла у входа, но света в окнах не было.

Он вернулся к себе, мерил шагами квартиру, зная, что не заснет.

Может быть, ему следует вернуться? Но, черт побери, если она не отдохнет как следует, то не сможет играть завтра! Ради нее, ее престижа он не может испортить ее последнюю игру.

Непослушными пальцами он снял трубку и набрал ее номер. Он извинится и объяснит все. Он готов встать на колени, если нужно.

Она ответила на второй звонок, ее голос дрожал от слез. Все слова, кроме самых важных, вылетели из его головы.

— Прости… Я люблю тебя, Робин.

Робин прижала трубку к груди. В трубке ухало, как барабан, ее сердце. Слезы, которые, как ей казалось, уже иссякли, вновь хлынули градом, только теперь это были слезы облегчения. Господи, оказывается, все может быть хорошо!

Она подняла трубку к уху и прошептала:

— Извините, кто это? — и, смеясь, повесила трубку.

Воздух был пронизан солнечным светом, он заливал своим сиянием бесконечные арахисовые поля, и даже автомобильные выхлопы не могли нарушить благословенную свежесть дня. Робин запоздала, если учесть, что это была последняя игра в сезоне. Она проспала и потом еле-еле тащилась по переполненной трассе. Но все равно она была совершенно счастлива, и улыбка не сходила с ее лица. Майкл любит ее!

Она поставила машину и поспешила на стадион, пройдя прямо на служебную трибуну.

Майкл повернулся, и их взгляды встретились. Его глаза светились… Да, они светились любовью. Робин поставила сумку на скамью и бросилась в его объятия, ликуя, что его руки заботливо приняли ее.

— Я тоже люблю тебя, — подняв на него глаза, прошептала она.

Майкл вздохнул глубоко, до дрожи. Он еще раз крепко обнял ее и отпустил.

— Поговорим позже. Удачи тебе!

— А теперь, леди и джентльмены, последний раз в этом сезоне играет маленькая леди, чей приход в команду так много значил для нас.