— Отдел по борьбе с терроризмом?
— Кто говорит?
— Мое имя вам не известно.
— Хотите пари?
— В любом случае, я намерен заявить самый пылкий протест.
— Как, и вы тоже?
— А что, кто-нибудь еще заявляет пылкий протест?
— Им дай только волю. Кто-то ведь протестовал сегодня утром против того, чтобы отнести убийство на счет "Героев Завета"?
— Ну и правильно.
— А, так вы, значит, Хамзауи? Наступила пауза.
— Давайте сохранять благоразумие, — взмолился голос в трубке. — Нет, я не Хамзауи. Я — Кресс. Ахмед Кресс. Я занимаюсь связью с общественностью.
— Чем-чем? — Маджон не верил собственным ушам.
— Я представляю тех, кого вы ошибочно именуете нежелательными элементами, — продолжал Кресс. — Борцов за свободу, похитителей людей, вообще — революционеров. Я стремлюсь улучшить их имидж.
— Господи боже! И каким же путем?
— Периодически доказываю, что взятые ими заложники еще живы. Мы рассылаем видеозаписи — увы, очень скверного качества, — где заложники говорят, что с ними хорошо обращаются. Но я первый готов признать, что наши записи дают обратный результат, до того плохо они исполнены. Они оставляют впечатление сломленных людей, произносящих свои заявления под принуждением, а это совсем не так,
— Позвольте мне в этом усомниться.
— Клянусь, положа руку на сердце!
— Стиснув другой рукой горло пленнику?
— Вы меня обижаете.
— Я думал, вы рассердитесь.
— Сержусь не я, я лишь негодую.
— А сердится Хамзауи?
— Вам сообщили?
— Догадался. Хамзауи разъярился, потому что Фархаз приписал себе его подвиги?
— Фархаз мертв.
— Меня информируют иначе.
— Да? — Казалось, Кресс был искренне ошеломлен.
— Чем вы так удивлены?
— Я был на его похоронах.
— Ошибки быть не могло?
— И нам пришлось содержать вдову.
— Вдова опознала труп?
— Там и опознавать было нечего. Хамзауи об этом позаботился.
— У него могли быть причины желать, чтобы Фархаз считался покойником.
— Причины?
— Самообман.
— И вы полагаете…
— Я полагаю, что недавние преступления в Лондоне совершил Фархаз. Его мы и ищем. Его и найдем.
— Клянусь всем, что свято! Какое оскорбление "Братству Полумесяца", гордо провозглашающему свою ответственность за эти дела! Неужели вам неясны чувства Хамзауи? Это же все равно что пощечина.
— Уж кому-кому, а ему бы я ее с удовольствием влепил. Сумей я и дать ему по физиономии, и арестовать Фархаза, буду беспредельно рад.
И Маджон повесил трубку. Так же, как и ранее Хилари, он был доволен, что сумел внести свою лепту в хаос, царящий в среде окопавшихся в Бейруте безумцев.
Вскоре Маджону доложили, что Голдхилл недавно сдал бывшее ателье Агностопулоса какой-то фирме "Сидарекс", зарегистрированной в Тунисе и занимавшейся импортно-экспортными операциями. Подписал контракт некий господин Лайонелл Гуинн, проживавший по Олд Фордж, 34, Балаклава Крещент, Йовил.
Хватило звонка в полицейский участок Йовила, чтобы установить: никакого района Балаклава Крещент там и в помине нет. Следующий звонок — в полицейское управление Туниса — принес информацию не менее ценную: никакому "Сидарексу" лицензии на торговые операции в Тунисе не выдавались.
— Весьма неосторожно, — буркнул Маджон. — При такой-то злопамятности — ни на грош дальновидности. |