Вместе со всеми. Как все. Такая вот женщина из народа, верно? Может быть, потому столь многие понимали и любили ее песни, любили ее саму.
Она повязала голову платком и надела темные очки, но ее все равно то и дело узнавали. Такая любезная! Всегда готовая подписать открытку или изобразить свою идиотскую застенчивую улыбку.
Услужливая сучка.
Уилл прошел за ней несколько кварталов. Вот у него автограф так никто и не попросил. Его ведь уже нет, верно? Он перестал существовать. Человек-невидимка. Умер и похоронен.
В тот же вечер Уилл последовал за ней, когда Мэгги выехала из Нью-Йорка и покатила по Со-Милл. Знакомая дорога. Дорога на Бедфорд. Дорога к гибели.
Да, многое осталось прежним, но вот жизнь Уилла изменилась самым странным и неожиданным образом. От того, что наполняло ее, что придавало смысл, не осталось вдруг почти ничего. Он как будто свернул с автострады на пустынный проселок.
Вспоминая ту жизнь, Уилл отдавал должное своей хитрости и сообразительности. Как ловко все получилось. В ту роковую ночь он застрелил Палмера и ничего при этом не почувствовал. Ни малейшего угрызения совести. Он всего лишь остановил отток денег, убрал жадного братца, требовавшего компенсации за молчание после того случая в Рио.
Он переодел брата в свою одежду. Потом доставил тело к дому Мэгги. Поднял шум. Выманил жену на улицу, набросился на нее, избил и выстрелил Палмеру в лицо, после чего того было уже не узнать. И исчез. За остальным Уилл просто наблюдал.
Однако вышло так, что и новая жизнь превратилась всего лишь в очередной кошмар. Иногда ему казалось, что в него вселился дьявол, что он живет в аду.
Уилл знал: поворотным пунктом стал Рио. Где он убил ту первую девушку. После той ночи последовало настоящее преступление и наказание.
Он увидел, как впереди него Мэгги свернула к дому. Его бесило, что она может быть счастлива без него. Ведь, как ни странно, он пытался любить ее. Хотел, чтобы Мэгги спасла его от него самого.
В каком-то смысле Мэгги тоже стала поворотным пунктом. Уилл в этом не сомневался. С ней у него впервые не получилось в постели. Тогда его называли мистером Мэгги Брэдфорд. После того случая Уилл едва ли не каждый день думал о том, чтобы убить ее.
Да, она подвела его, и теперь ее семейке пришла пора уплатить по счету.
Преступление и наказание.
Уилл отправился пообедать в маленький бар, где когда-то был знаменитостью у местных.
Он сидел, ел гамбургер с картошкой, и никто, абсолютно никто, не обращал на него внимания. Это что-то! Его просто не узнавали!
Впрочем, с какой стати? Почему его должны помнить? Он стал прошлым, ушел в историю. Да и нашлось ли там для него место?
Черная Стрела. Вот кем он стал теперь.
Темно-синяя бейсболка без всяких эмблем, серый джемпер, неприметные слаксы. Он ничем не выделялся из толпы завсегдатаев.
В общем, такой же, как все. Ничего особенного. Если не считать, конечно, что окончательно спятил. Хотя кто знает, сколько таких же чокнутых сидит в этом переполненном баре. Может, не у него одного жена вызывала желание взяться за нож или ружье.
— «Никсы» — дерьмо, — поделился только что обретенной мудростью какой-то тупой юнец, сидевший рядом.
— Бургеры тоже дерьмо, — отозвался Уилл, и сосед засмеялся.
Мы же братья, верно?
Уилла тянуло поговорить с кем-нибудь. Пообщаться. Поделиться планами.
Согласен? Хочешь навестить мою бывшую? Я как раз собираюсь убить эту сучку и двух ее выродков. Ты как? Со мной?
— Патрик Юинг — полное дерьмо, — внес свой вклад в разговор сосед с другой стороны.
Уилл сочувственно кивнул и подумал, что, пожалуй, пора убираться. По правде говоря, и «Никсы», и «Янки», и «Нью-Йорк джетс» были для него на одно лицо.
Уже стемнело. За окном горели фонари.
— Ладно, пора домой, к хозяйке, — сказал он своему новому приятелю и поднялся. |