Изменить размер шрифта - +
Человек, незнакомый с Витькой, встретив его на улице, мог запросто принять Кровица за медленно, но планомерно спивающегося младшего помощника слесаря из жилищной конторы. Вид у Витьки был, деликатно выражаясь, несколько чудаковатый. Рыжие, чуть вьющиеся волосы, несколько поредевшие на затылке, торчали во все стороны как попало. Стригся он не чаще двух раз в год, да и то предпочитал не ходить в парикмахерскую, а пытался уговорить кого-нибудь из знакомых взять в руки ножницы и поработать над его прической. Широкие губы, длинный нос, карие, чуть косящие глаза – типичный безумный гений. Или, повторюсь, алкаш из жилконторы.

Экипировка его состояла из стоптанных кроссовок, место которым давно уже было в мусорном баке, джинсов, небрежно залатанных в нескольких местах, мятой серой водолазки и темно-синей ветровки, которую, если мне не изменяет память, он таскал уже лет десять.

Вытаращив глаза, почти так же ужасно, как тот монстр, который пытался сожрать Малдера, Витька произнес свистящим полушепотом, звучащим, словно из могилы:

– Зверинин, они вышли на меня!

Сказав это, он развернулся и принялся крутить ручку дверного замка.

– Не в ту сторону, – тяжело вздохнул я.

Витька быстро повернул ручку в противоположную сторону на два оборота, накинул дверную цепочку и как следует дернул дверь, чтобы убедиться, что она надежно заперта.

– Зверинин, мне нужно где-то отсидеться! – вновь обратил он ко мне взволнованное лицо с лихорадочно блестящими глазами.

Я говорю «лихорадочно» только потому, что хорошо знаю Кровица. В противном случае я бы назвал блеск в его глазах «безумным». Но Витька Кровиц вовсе не был безумцем. Он был чудаком, каких мало, и при этом еще обладал незаурядным воображением и изощренной фантазией. Судите сами, являются ли эти качества достоинством или недостатком для мужчины, которому через пару лет стукнет сорок.

– Мне нужно спрятаться, Зверинин, иначе мне конец! Не знаю, каким образом, но им удалось выследить меня!

Я обреченно вздохнул и указал рукой на дверь в комнату, откуда доносился полный отчаяния и боли крик Малдера.

Скользнув мимо меня, Витька устремился в указанном направлении.

Когда я вошел в комнату следом за ним, Витька уже сидел в моем любимом кресле, по-хозяйски развалившись и закинув ногу на ногу. Его поза и весь внешний вид говорили о покое и умиротворенности. Глядя на Витьку, невозможно было поверить, что всего лишь минуту назад он ворвался ко мне в квартиру с перекошенным от ужаса лицом.

Впрочем, меня этим не удивишь – я привык к резким перепадам его настроения. Больше всего он любил доводить окружающих до состояния нервозного предощущения близкого конца света, а после тихонько сидеть в уголке, наблюдая за развитием событий и упиваясь результатом своего очередного заскока, а то и розыгрыша.

Такова уж была натура Витьки Кровица, и ничего с этим невозможно было поделать. Но, как ни странно, я к его причудам относился вполне терпимо. Он же, понимая, что я знаю его как облупленного и со мной его штучки не пройдут, крайне редко пытался играть со мной в свои игры. Да и то лишь в тех случаях, когда у него не было другой, не в пример мне, более благодарной публики.

Глянув на меня, Витька указал рукой на экран и состроил презрительную гримасу.

– Как ты можешь смотреть эту чушь?

– Я же не спрашиваю тебя, почему ты носишь дырявые кроссовки, – ответил я, усаживась на стул.

Витька с любопытством уставился на подошву своей левой кроссовки. Я ничего не придумывал: на пятке действительно зияла дыра размером с пятирублевую монету. Посмотрев изучающим взглядом на подошву другой кроссовки, Витька обнаружил на ней глубокую трещину, своими очертаниями напоминающую американский Большой каньон.

Взяв пульт дистанционного управления, я прибавил звук.

Быстрый переход