– Бетси, зачем приходили полицейские? Они объяснили, зачем им твои показания?

– Нет, просто сказали, что так надо.

– Это ведь самоубийство? Бобби же застрелился?

– Я не знаю. То есть мне только утром сообщили, что его нашли в машине с пистолетом в руке и что он выстрелил себе в голову.

– Это его пистолет?

Она покачала головой.

– Сомневаюсь. То есть у него не было пистолета. По крайней мере я так думаю.

– А когда приходили копы, они сказали, что у них есть другие версии? Например, что его убили?

Бетси шмыгнула носом и утерлась рукавом.

– Они мне ничего не сказали.

– Бетси, а ты сама как считаешь? Бобби застрелился? – спросила я прямо.

Она тряхнула головой и простонала:

– Понятия не имею. То есть это все какой-то бред. Зачем ему было себя убивать?

– Не знаю, – сказала я. – Но ведь ты знаешь его лучше меня. У вас что-нибудь случилось? Что между вами происходило? – Честно говоря, я не думала, что Бетси мне доверится. Не так уж близко мы были знакомы, и я знала, что Бобби рассказал ей, как я, подобно родителям, побуждала его расстаться с ней.

– Все шло замечательно. Просто здорово, – твердо сказала она, вытирая слезы. – Мы назначили дату свадьбы и выбрали раввина.

– Раввина? Но ты же не еврейка?

– Родители Бобби очень хотели, чтобы нас венчал раввин. Их знакомый обещал сделать это, если мы пройдем добрачную консультацию и если Бобби сдаст анализы и все такое.

– Анализы?

– Ну да. Генетическое тестирование на болезнь Тея-Сакса. Раввин говорит, что заставляет всех евреев, которых он венчает, сдавать анализы на болезнь Тея-Сакса. На всякий случай.

Болезнь Тея-Сакса – наследственное заболевание, носителем которого является примерно один из тридцати евреев европейского происхождения. Если у двух носителей будут общие дети, то один шанс к четырем, что у них родится ребенок, который умрет от болезни Тея-Сакса. Эта болезнь всегда смертельна; обычно ребенок умирает к пяти годам, безнадежно проболев большую часть жизни. Сейчас можно просто сдать кровь на анализ и узнать, являешься ли ты носителем болезни. Так делает большинство еврейских пар, но мы с Питером не стали, потому что он не еврей. Поскольку опасность возникает, только когда оба супруга являются носителями, то мы об этом никогда и не задумывались.

– У Бобби оказался положительный.

– Положительный? Анализ на Тея-Сакса? Ты хочешь сказать, он был носителем?

– Да. Мы узнали это несколько месяцев назад, как раз перед моим… арестом. Но, в общем, это не имеет значения, потому что у меня-то ее нет, естественно, я же не еврейка. Вернее, не имело значения. – Она шмыгнула носом. – Теперь уже неважно.

Я не ответила.

– Что мне теперь делать? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.

Я беспомощно покачала головой:

– Не знаю, Бетси. Придется как-то выживать каждый день, по одному.

– По одному? Черт, ты говоришь, прямо как мой опекун, – сказала она. – Прямо, как Бобби.

Я еще немного посидела с Бетси, пока не пришел ее опекун из Анонимных Наркоманов и друзья из группы.

2

Когда я приехала домой от Бетси, муж и дети носились по гостиной в розовых балетных пачках – у Питера пачка висела на шее. У Руби имелась большая коллекция тюля, кружев и ленточек, сам «Джоффри Балет» позавидовал бы. Как только она смогла говорить о предпочтениях в одежде, то принялась требовать оборки и манжеты.