Он ожидал другой реакции. Дога сменил магазин в автомате. Остро пахло порохом. Чтобы как-то успокоиться, Дога стал собирать раскатавшиеся гильзы. «Уже почти остыли», – рассеянно подумал Дога. На дороге пусто. Часов у Шамсаева не было, и он, отсчитав приблизительно пятнадцать минут, забросил автомат за спину, спустился с башни и неторопливо, чтобы не выглядеть трусом, пошел через двор фермы к месту сбора. Дога вышел из-за угла как раз в тот момент, когда командир группы, Шарип Эльдарханов, отдал команду отходить к лесу.
Первыми, как обычно, пошли разведчики. Два человека, Дога так и не успел с ними познакомиться, перепрыгнули через забор и пригнувшись побежали к лесу.
Остальные успели сделать всего несколько шагов, из-за деревьев почти в упор по разведчикам ударила пулеметная очередь. Оба упали как подкошенные.
Командир ничего сказать не успел. Ему в голову попала пуля. Брызги крови остались на руках и лице Шамсаева. Как сквозь сон он услышал крик Хасана: «Окружили, все в дом!»
Кто-то подхватил тело Эльдарханова, кто-то толкнул Догу. Шамсаев, словно во сне, сделал несколько шагов к двери фермы, обернулся к лесу. В свои пятнадцать лет он еще не понял, что победа на войне – вещь очень непостоянная. И в оставшиеся секунды жизни понять этого ему было не суждено. Пуля снайпера попала ему в основание черепа, когда он уже входил в здание фермы. Испугаться он тоже не успел.
Тело мальчишки положили возле тела командира. Хасан, оставшийся главным, оглянулся на русского, который вот уже неделю был возле Шарипа.
– Что будем делать?
– Занимай оборону. Дом крепкий, попытаемся отсидеться до темноты, а потом уйдем.
Майор Тупчинский выглядел спокойным, когда боевики рассредоточивались по ферме. Но только выглядел. По роду своей деятельности, он принципиально не верил в случайности.
11 февраля 1995 года, суббота, 10-35 по Киеву, Город.
С самого утра у меня оказалось свободное время для писанины. Я вовсе не предполагал, что в субботу придется заниматься работой. Выходные – это почти святое. Я предпочитаю выполнять дела в рабочее время да и то в самый последний момент. Долгий и мучительный процесс подбирания слов и терминов не для меня. Статья либо пишется, либо не пишется. И в этом случае особенно помогает лимит срока. Сегодня на сегодня. Вот тогда моя лень не успевает включаться или отступает перед порывом и сложной ситуацией. Победить или умереть. Нет, естественно, приходится обдумывать материал, подбирать опорные точки и намечать общую стратегическую линию. Весь этот технический процесс должно выполнять подсознание. Я выработал пару приемов, которые помогают вести такую подготовку на уровне инстинктов, а потом выплескивать все полученное на бумагу. Подобные фокусы, правда, проходят только с небольшими по объему материалами. Над большими статьями приходится потеть. Как вчера я потел над статьей о стрельбе в поезде. Самое обидное, что лирика, которую я начал сочинять, может совершенно не пригодиться, если Парамонов не перезвонит. Понятно, конечно, что не очень просто явиться к родственникам погибших и начать их расспрашивать о том, что они чувствуют и какими были убитые при жизни. Но Сережа обычно свои обещания выполняет. Тем более, что «нарытое» он сможет творчески переработать для своих рассказов в компании. К нашей журналистской братии он, слава Богу, отношения не имеет и конкурентом не является.
Вчера вечер закончился не самым лучшим образом. По телефону меня вычислил редактор отдела политики и потребовал, чтобы я лично подготовил, отчет о пресс-конференции в УНСО. На мое предложение сделать это самому, на основе моих набросков, Пыжов глубокомысленно изрек, что ничто так не помогает при написании статей, как личные впечатления. И повесил трубку. Я героически подавил желание перезвонить ему и послать подальше, но сдержался. Пусть это будет моей последней неприятностью, подумал я. |