Дождавшись, пока девушка скроется за деревом, отделяющим скалы от лагеря, Дима выбрался из укрытия. Жрать хотелось неимоверно. Он подошел к воде, тоскливо взглянул на заваленное испорченными продуктами дно. Над ними суетилась стая полосатых рыбешек; другие рыбины, черные, отливающие синевой, подплывали ненадолго, резко хватали кружившие в воде обломки печенья и стремительно скрывались в глубине. Из-под камня вылез лиловый краб размером с тарелку, ухватил кусок побольше и боком метнулся обратно.

Дима сочувственно вздохнул и мрачно прислушался к свирепо урчащему желудку. Надо было заначить пачку галет… но горевать поздно.

— А вот и наш ботаник! — безрадостно осклабился Антон. — Ты зачем вернулся, ботан?

Колени Антона были забинтованы, но в целом он выглядел удручающе бодрым. Отвратительно энергичным, как представитель сетевого тренинга успешности, закинувшийся с утра пораньше амфетаминами. Дима молча прошел мимо, вытащил припрятанную бутыль. Воды оставалось грамм двести, и он выпил ее в несколько длинных жадных глотков. Этого оказалось катастрофически мало, и он мрачно оглядел три бутылки, воду из которых они собирались распределить позднее. Мало, очень мало, даже с учетом того, что собрали во время грозы. Часть израсходовали в первый же день — Диму передернуло, когда она вспомнил с наслаждением умывающуюся Иру. Да и потом, похоже, каждый прикладывался тайком, пока никто не видит. Дима и сам отпил один раз, но совсем немного и сейчас имел право забрать свою часть.

— Куда руки тянешь? Ты разрешения спросил? — прошипел Антон.

Дима молча стиснул зубы. Нельзя отвечать, нельзя реагировать. Он накренил горлышко, стараясь не пролить ни капли. Свои три литра он заберет, что бы они там не вопили. Страх, что ему помешают, заставлял торопиться, и руки опасно подрагивали. Антон поправил повязку на ноге, недовольно посмотрел на Кирилла. Тот, повинуясь взгляду, встал.

— Пихнешь — пролью, — тихо предупредил Дима. — Никому не достанется.

Кирилл нерешительно остановился.

— Слышь, ты? — заговорил Кирилл и покосился на приятеля, ища поддержки. — Тебе меньше положено, задохлик. Положи на место.

— А то что? — развеселился Дима, заметив его взгляд. — Папу позовешь?

— Я сказал, на место положи.

— Мы это уже проходили, — устало ответил Дима и аккуратно завинтил крышки на обеих бутылках. — В первый же день, помнишь?

— Мы решили распределить воду по весу, — заговорил Антон. — Чтоб по-честному. Слышал про такое? Хотя откуда тебе. Я б на твоем месте со стыда сгорел, а тебе хоть бы что…

Дима приподнял брови: это было что-то новенькое.

— Что вылупился? Если б моя девушка погибла, я бы все отдал, но похоронил бы ее по-человечески, а ты в песок зарыл, чтобы карьеру не портить… — Антон сбился на скороговорку. В уголках губ выступили комочки засохшей слюны, и он быстро, по-змеиному собрал их языком. — Ты как вообще в глаза людям смотреть можешь?

Дима растерянно моргнул. Антон понес уже полную чепуху — что-то о стыде, о приличиях, об отличиях уродов от нормальных людей. Дима не слушал, лишь смотрел на бесконечно шевелящийся рот, на суетливые движения языка. Антон сжимал кулаки, дергал щекой и, казалось, вот-вот готов был заплакать. Дима вдруг понял, что говорят вовсе не с ним. Антон орал на самого себя — но не понимал этого. Или не хотел понимать.

А придется, решил Дима. В нем снова закипала ярость. Хочешь играть любой ценой — вперед.