Один разговор с императором чего стоил: неосмотрительно брошенное слово, неправильно выбранная интонация — все это может вывести императора из себя окончательно и бесповоротно. Сейчас же все его снисхождение было отсыпано мне с лихвой только из-за моей уникальности.

Для меня было большим соблазном прикинуться, что я не контролирую волка или не могу перекинуться. Тогда бы это сразу лишило меня многих проблем за раз — император бы потерял ко мне интерес. Но я не мог так поступить. Если я разочарую императора, попытаюсь сразу погасить интерес, а мои способности его не поразят — мы попадем в немилость и условия сделки по источнику могут резко измениться не в нашу пользу.

К тому же в будущем в мои планы входило заполучить определенное влияние в обществе и государственных делах, мне было что предложить императору помимо оборотничества, я знал немало о будущем. И все же есть разница — быть любимым императорским Псом или уважаемым советником с чьим мнением считаются. Но пока что у меня не оставалось выбора — я должен их впечатлить.

Чувствуя себя довольно паршиво и где-то даже унизительно, я начал раздеваться. Возможно так чувствуют себя актеры в цирке уродов. Но чего только не сделаешь ради семьи.

Видимо это мое настроение передалось и волку, а он зверь весьма строптивый и гордый. Поэтому мне пришлось довольно долго его выманивать, пытаясь утихомирить собственное отвращение к происходящему.

Я все же сумел вытянуть из глубин сознания волка, сумел довольно быстро обернуться, но в этот раз зверь не спешил отдавать мне всецело контроль, будто бы решив, что меня сейчас нужно защищать.

Я заранее отошел на безопасное расстояние. Поэтому, когда обращение закончилось, я стоял в нескольких метрах от остальных.

— Поразительно! Просто удивительно! — доносились до меня восхищенные восклицания императора. — А ну-ка, подойдите, получше вас разгляжу.

Я неуверенно приблизился, но не слишком близко, оставаясь в метре от шатра.

— Он куда больше, чем я ожидал, — сказал Григорий, окинув меня придирчивым взглядом.

— А будет еще больше, — с напускной гордостью добавила бабушка. — Ярик ведь еще растет.

— А что умеете сейчас, княжич? — спросил император. — Покажите контроль. А ну, Никифор, пойди и погладь зверюгу!

Приближение телохранителя волку не понравилось, он напрягся, готовясь к прыжку, тихо зарычал. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы его утихомирить.

Никифор подходил ко мне осторожно и медленно, рука наготове — в случае чего он использует чары, чтобы меня сковать. Его тело было напряженно, а настороженный взгляд изучал любое изменение в моих движениях.

Я заставил волка сесть и замереть, обдав его чувством покоя, мысленно приговаривая:

«Все в порядке, этот человек друг, он неопасен».

Никифор осторожно погладил меня по голове, неуверенно потрепал ухо на потеху его императорскому величеству. Я видел, как глаза Михаила Алексеевича блестят от возбуждения, с какой хищной жадностью он смотрит на происходящее. В такие моменты с него слетала маска холодной отстраненности и можно было лицезреть истинное лицо императора Славии — жестокое, эгоистичное, высокомерное, привыкшее получать желаемое несмотря ни на что.

— Как насчет охоты? — весело спросил император.

— Что вы имеете в виду, — настороженно поинтересовался Олег.

— То и имею, — хохотнул император.

— Мы кое-кого привезли, — по лицу Григория скользнула холодная улыбка, а император сверкнул глазами в предвкушении зрелищ и подал рукой знак Никифору.

Из монолета прислуги из грузового отсека тут же выкатили большой ящик. Я мгновенно почувствовал запах болота и тухлой рыбы. Все это мне едва ли понравилось, как, впрочем, и моим родным.