— Бедняга. Я вижу, ему, помимо всего прочего, приходится стоять.

— Ну, я полагаю, не стоит пытаться перехитрить императора, — сказал Флер-Имсахо. — Однако срок его приговора почти истек.

— А за хорошее поведение срок не снижается?

— Имперская служба наказаний не снижает сроков. Там могут добавить в случае плохого поведения, но снизить — никогда.

Гурдже покачал головой, глядя на стоящего вдалеке заключенного в его персональной тюрьме.

— Довольно злобная старая империя, да, автономник?

— Довольно злобная, да… Но если она только попытается морочить яйца Культуре, то узнает, что такое настоящая злоба.

Гурдже удивленно посмотрел на машину. Она, гудя, висела в воздухе: громоздкий серо-коричневый корпус казался жестким и даже зловещим на фоне тускловатого сияния пустых доспехов.

— Ишь ты, какие мы сегодня воинственные.

— Да. И вам советую.

— Для игры? Я готов.

— Вы что, и правда собираетесь принять участие в этой мерзкой пропаганде?

— Какой еще пропаганде?

— Вы это прекрасно знаете. Хотите помочь Бюро сфальсифицировать ваше поражение, делая вид, что проиграли, — давать интервью, лгать.

— Да. А почему нет? Бюро позволяет мне продолжать игру. Иначе они могли бы попытаться остановить меня.

— Убить?

Гурдже пожал плечами.

— Дисквалифицировать.

— Неужели вам так хочется играть?

— Нет, — солгал Гурдже. — Но соврать несколько раз — не такая уж большая цена.

— Ну-ну.

Гурдже ждал, что машина скажет что-нибудь еще, но она молчала. Немного позже они покинули собрание. Гурдже встал со стула и пошел к двери, сообразив, что нужно повернуться и поклониться Никозару, только после напоминания автономника.

Первая игра на Эхронедале, которую Гурдже официально должен был в любом случае проиграть, представляла собой серию из десяти партий. На сей раз никто не ополчался против него скопом, напротив, четыре игрока обратились к нему с предложением образовать команду, которая будет противостоять другой. Так по традиции играли серию из десяти партий, правда, Гурдже впервые участвовал в такой системе, если не считать случаев, когда он в одиночестве противостоял союзу из девяти игроков.

И вот он уже обсуждал стратегию и тактику с парой адмиралов флота, звездным генералом и имперским министром, а происходило это в одном из крыльев замка, и Бюро гарантировало, что ни электронного, ни оптического наблюдения за этой комнатой не ведется. Три дня они решали, как будут играть, потом азадианцы поклялись перед Богом (а Гурдже дал слово) в том, что не нарушат соглашения, пока не победят остальных пятерых или не проиграют сами.

Малые игры закончились приблизительно с равным счетом. Гурдже обнаружил, что игра в команде имеет свои плюсы и минусы. Он делал все, что мог, чтобы приспособиться и играть соответствующим образом. Последовали еще переговоры, после которых они вступили в сражение на Доске начал.

Гурдже играл с удовольствием. Ощущение, что ты — часть команды, многое добавляло к игре, он испытывал искренние теплые чувства к верховникам из своей команды. Они приходили друг другу на выручку в трудных ситуациях, они доверяли друг другу во время массированных атак и вообще играли так, словно силы каждого были частью единого целого.