— Слишком уж трудно? — удивленно переспросил Хамлис. — Это на вас не похоже. Я согласен, игра очень серьезная, но…

— Так или иначе, я смогу вернуться. Хамлис ответил не сразу:

— Да, конечно же, вы сможете вернуться.

Гурдже так еще и не знал, правильно ли он поступает. Он попытался все обдумать, подвергнуть свое положение холодному логическому анализу, как обычно делал во время игры, попадая в передряги. Но, похоже, сейчас это сделать не удавалось, словно его способности были применимы лишь к далеким абстрактным проблемам, а не к чему-то так сложно вплетенному в его собственное эмоциональное состояние.

Он хотел улететь, чтобы избавиться от Маврин-Скела, но (пришлось признаться себе) его, ко всему прочему, притягивал Азад. И не только сама игра. Она все еще оставалась немного ирреальной, слишком сложной, чтобы относиться к ней всерьез. Его интересовала сама империя.

Но, с другой стороны, он, конечно же, хотел остаться. До той ночи в Тронце его вполне устраивала его жизнь. Он никогда не был полностью удовлетворен, но разве кто-нибудь бывает? Теперь, оглядываясь на свою жизнь, он считал ее идиллической. Время от времени он мог проиграть какую-нибудь игру, мог полагать, что другого игрока незаслуженно возносят выше него, вожделеть к Йей Меристину и чувствовать себя уязвленным, когда она предпочитала других. Но все это были мелочи в сравнении с тем, чем грозил ему Маврин-Скел, и с маячившей впереди пятилетней ссылкой.

— Нет, — сказал он, уставившись в пол. — Я все же полечу.

— Ну хорошо, только это так на вас не похоже, Гурдже. Вы всегда вели себя так… размеренно. Так держали себя в руках.

— Вы говорите обо мне так, будто я — машина, — устало сказал Гурдже.

— Нет, просто вы были более предсказуемым, чем сейчас, более понятным.

Гурдже пожал плечами, глядя на грубоватую скальную породу пола.

— Хамлис, — сказал он, — я всего лишь человек.

— А это, дорогой старина, никогда не было оправданием.

Гурдже сидел в подземном автомобиле. Он навестил профессора Борулал в университете; с собой он взял написанное от руки и запечатанное письмо, чтобы оставить ей на хранение: письмо следовало вскрыть в случае его смерти. В нем был рассказ о том, что случилось, извинения перед Ольц Хап, попытка объяснить, что Гурдже чувствовал, почему совершил такую жуткую глупость… но в конце концов письма он не отдал. Его приводила в ужас мысль о том, что Борулал откроет письмо (может быть, случайно) и прочтет, когда он еще будет жив.

Подземный автомобиль снова пронесся по обратной стороне плиты, направляясь к Икроху. С помощью своего нового терминала Гурдже вызвал Уортила. После их встречи тот отправился исследовать один из газовых гигантов системы, но, поймав его вызов, с помощью Узла Чиарка переместился на обратную сторону плиты. Он проник внутрь через тамбур мчащегося автомобиля.

— Жерно Гурдже, вы приняли решение? — спросил Уортил; его корпус покрылся инеем, когда он холодным ветерком ворвался в теплый салон.

— Да, я решил лететь.

— Хорошо! — сказал автономник. На одно из мягких сидений он поставил маленький контейнер раза в два меньше себя. — Флора газового гиганта, — объяснил он.

— Надеюсь, вы не слишком в претензии на меня за то, что я прервал вашу экспедицию.

— Вовсе нет. Позвольте поздравить вас. Я думаю, вы сделали мудрый, даже мужественный выбор. Мне приходило в голову, что Контакт предлагал вам эту возможность, только чтобы внести разнообразие в вашу нынешнюю жизнь. Если большие Разумы ожидали именно этого, то я рад, что вы их провели. Отличная работа.

— Спасибо. — Гурдже изобразил улыбку.