— Я надеюсь, вам это удастся.

— Спасибо. К сожалению, это маловероятно. Первая игра, как вам известно, играется в группах по десять участников, и если ты единственная женщина среди девяти верховников, то к тебе относятся как к досадному недоразумению. Обычно женщину первой выставляют из игры, чтобы очистить поле.

— Гмм, меня предупредили, что подобное может случиться и со мной, — сказал Гурдже, улыбаясь голове девушки; ему хотелось, чтобы она снова подняла на него глаза.

— Нет-нет. — Она и в самом деле подняла на него взгляд, и Гурдже неожиданно смутился: столько искренности было на ее плоском лице. — С вами они ничего такого не сделают — это было бы невежливо. Они не знают, какой вы игрок — сильный или слабый. Они… — Девушка снова опустила глаза. — Они знают, кто я, а потому удалить меня, чтобы они могли играть дальше, — в этом нет никакого неуважения.

Гурдже оглядел огромный, шумный, переполненный бальный зал, где люди разговаривали и танцевали, где громко играла музыка.

— И вы ничего не можете сделать? — спросил он. — Разве нельзя устроить так, чтобы в первом туре десять женщин играли друг с другом?

Девушка по-прежнему не поднимала глаз, но что-то в изгибе ее щек подсказало Гурдже, что она, вероятно, улыбается.

— Можно, сэр. Но, насколько я помню, ни в одной из серий большой игры не было случая, когда в одной группе играли бы два представителя второстепенных полов. За все эти годы жребий никогда не выпадал таким образом.

— Вот как? А в одиночных играх, когда играют один на один?

— Они не считаются, если ты не прошел через предыдущие туры. Когда я все же играю в одиночные игры, мне говорят, что я везучая. Наверно, так и есть. Даже наверняка, потому что мой отец выбрал мне прекрасного хозяина и мужа, и если мне не повезет в игре, то все равно я удачно выйду замуж. А чего еще может желать женщина?

Гурдже не знал, что ответить. Его шею сзади словно кто-то щекотал — странное чувство. Он кашлянул два-три раза и наконец выдавил из себя:

— Я надеюсь, вы выиграете. Очень надеюсь. Молодая женщина метнула на него взгляд и тут же снова вперилась в пол, покачав головой.

Немного погодя Гурдже предложил проводить ее к отцу, и девушка согласилась. Она сказала ему кое-что еще.

Гурдже с девушкой шли по огромному залу, пробираясь сквозь толпы людей туда, где ждал ее отец. В одном месте пришлось пройти между огромной резной колонной и батальной росписью на стене, так что они оказались скрыты от всех. В этот миг девушка коснулась запястья Гурдже, а пальцем другой руки надавила на определенную точку на его плече под платьем. Не отпуская рук (надавливая одним пальцем и слегка поглаживая запястье), она прошептала:

— Вы выиграете. Вы выиграете.

Наконец они подошли к ее семейству, и, повторив еще раз, как он поражен гостеприимством, Гурдже оставил дочь с отцом. Та больше ни разу не посмотрела на него. А он не успел ответить на ее неожиданные слова.

— С вами все в порядке, Жерно Гурдже? — спросил Флер-Имсахо, найдя Гурдже, который стоял у стены и вроде бы смотрел в никуда, точно был одним из ливрейных лакеев.

Гурдже посмотрел на машину, приложил палец к тому месту на плече, куда надавила девушка.

— Где на платье находится микрофон — здесь?

— Да, именно здесь. Это вам Шохобохаум За сказал?

— Гм, так я и думал, — сказал Гурдже, отрываясь от стены. — Если я уйду сейчас, то не нарушу этикета?

— Сейчас? — Автономник, громко гудя, чуть подался назад. — Пожалуй, нет… Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Никогда не чувствовал себя лучше.