Туземец, который наткнулся на нее, пришел сообщить новость, рассчитывая на вознаграждение, и в качестве доказательства захватил с собой пряжку. К несчастью, — добавила девушка, — когда портовые власти пришли с ним туда, они обнаружили, что он оставил могилу открытой. Так что если там и было что-нибудь еще…
Эллери с удивлением посмотрел на нее.
— Грязная история для таких коралловых губок.
— Грязь отлетает, когда историю слышишь двадцать раз и столько же ее рассказываешь, — холодно заметила она. — Не думайте, что меня нельзя шокировать, мистер Квин. Слышали бы вы мой девичий визг, когда этот дьявол Том Арчер объяснил мне, почему он назвал мою собаку Гоблин.
— Ну так почему?
— Этого я никогда не скажу, — мрачно заявила Энн Дру. — Ни вам, ни кому другому.
Эллери сделал над собой усилие, чтобы заранее не испытывать предубеждения против Тома Арчера на столь шатких основаниях.
— Значит, старый Натаниэл так и не признал смерти сына?
Она коснулась доски носком своей маленькой туфельки.
— Вот доказательство. Он упомянул об этом и в своем завещании.
— Ах да, завещание! — пробормотал Эллери. — Журналисты только о нем и пишут, с тех пор как Роберт лишился головы. В одной статье так и говорилось, что все наследует молодой Натаниэл, если только он найдется и заявит свои права. Разумеется, это причиняло некоторое беспокойство кузенам. Они все — племянники и племянницы Натаниэла-старшего?
— Да. Генеалогия там весьма сложная, но, насколько я понимаю, Натаниэл-старший был единственным и прямым наследником, поэтому он получил деньги, Йорк-Сквер и все остальное. Вся семья мертва, причем несомненно — без всяких историй с пряжками, кроме четырех кузенов.
— Трех.
— Трех, — печально повторила она. — Кто это сделал, как вы думаете, мистер Квин?
— Я скажу вам, — пообещал Эллери, — но не сейчас.
— Сейчас вы этого не знаете?
— Что-то вроде того. — Он посмотрел на нее, и девушка выдержала его пытливый взгляд. — А у вас есть какие-нибудь идеи на этот счет?
Энн скорчила гримасу, при этом ее лицо нисколько не утратило красоты. Эллери заметил, что она кинула взгляд в сторону северо-восточного замка.
— Скорее не идеи, а желание, — ответила девушка с внезапной озорной улыбкой, которую Эллери нашел очаровательной. — Только никому ничего не говорите. Это всего лишь предчувствие.
— Персивал? — Энн виновато вздрогнула, и Эллери объяснил: — Вы посмотрели на его дом. Ваше предчувствие имеет какое-нибудь существенное основание?
— О, только те гадости, которые он говорит… и то, как он на меня смотрит. Как будто… — Из восхитительного ротика вырвался еле слышный безнадежный вздох. — Я боюсь носить кофты в обтяжку. На прошлой неделе мне пришлось купить какой-то балахон, который я ненавижу! — Она с возмущением повернулась лицом к замку Персивала Йорка. — Полагаю, вы считаете глупым покупать то, что вам не нравится, из-за того, что мужчина так на вас смотрит?
Эллери пришлось приложить усилие, чтобы не выразить девушке сочувствие, обняв ее за плечи.
— Некоторые женщины расценивают подобные взгляды как комплимент, — добродушно заметил он.
— Когда на тебя смотрят, как будто ты совершенно голая? Нет уж, спасибо! А его взгляд словно проникает не только под одежду, но и под кожу и кости, как рентгеновские лучи… Не знаю, кто это сделал с Робертом Йорком, но если нечто подобное произойдет с ним… — Эллери внезапно осознал, что Энн избегает называть Персивала по имени, словно после этого он может материализоваться из ничего, как злой дух, — то вы лучше сразу же приходите за мной!
«Бедный, гордый, обиженный ребенок!» — подумал Эллери, все еще ощущая себя в роли доброго дядюшки. |