А теперь я скажу о второй возможности. Я умею перемещаться во времени. Я могу отправиться к обрушившейся горе в ту ночь, когда умер там живший уединенно священник. Там я могу подождать мальчика, который станет Седым. Я могу помешать тебе сказать заклинание и вызвать призрак Нивуса. Ты был тогда очень юным, я утешу тебя и позабочусь о том, чтобы ты меня послушался.

— Тогда не произойдет ничего из случавшегося до сих пор, из того, что должно произойти?

— Ничего такого. Ты выйдешь из дьявольского круга.

— Я вырасту сыном вельможи с толикой волшебных знаний. Будет приятная жизнь в доме, охраняемом башнями, над селениями на реке. Мой отец будет охотиться и он будет весел, моя мать будет плести дивные покрывала на своем ткацком станке. В лесу не будет волков, не будет убийств, не будет черной как смоль шкуры…

С лица Сирдина исчезли все тени, и его глаза засветились. Но внезапно они вновь потускнели, и новые тени печали легли на его лицо.

— И я не украду для Нивуса кость, не приду к Святилищу у моря… Мы никогда не встретимся, Оайве…

— Даже больше, — прошептала она едва слышно. — Мы не оставим в этой пещере ни кольца, ни драгоценного камня, ни кости, потому что мы никогда не придем сюда. Реликвий не будет! А меня никогда не будет у народа Медного века и я не научу их врачевать и молиться. Не будет ни Святилища, ни ритуала, ни жриц. Кем стану я в том будущем?

— Оайве, — сказал он. — Это слишком! Все для меня и ничего для тебя. Мы останемся там, где мы есть, — во время этого оборота Колеса и во время всех последующих.

Она улыбнулась.

— Я смотрю на твое лицо. Я вижу сияние твоих глаз. Возможно, в прошлый раз я не обращала внимания на твое счастье, однако сегодня я это сделаю.

Она высвободила руки из его ладоней. Ее пальцы царапнули по пыли и сжались в кулак. Сила вздымалась и росла в ней, как волна.

— Будь счастлив, Седой! Прощай!

На этот раз все произошло быстро. Клубящийся черный туман подхватил ее и унес с собой. Издалека она услышала его тихий голос, звавший ее по имени, звучащему как шум моря…

Найти предначертанную ночь оказалось нетрудно.

Оайве подошла к жилищу отшельника на обрушившейся горе, и ели на ее склонах вздыхали под ветром. Она сидела около мертвого священника до тех пор, пока не взошло солнце и в дверях не появился мальчик. Его волосы были седыми. Он остановился как вкопанный и пристально уставился на нее.

— Не бойся, — сказала она. — Твой учитель умер, но я помогу тебе. Я обещаю это.

СИНЕЕ МОРЕ

Солнечное летнее море было бескрайним и синим, как и огромное великолепное зеркало над ним, а на утесе над бухтой на древнем алтаре лежали цветочные гирлянды.

На скале сидели три девочки. Они весело смеялись и раскладывали сушиться на солнце целебные растения. Подол одной из них был полон раковин. Ее волосы были цвета бронзы. Она отводила их от лица рукой, рассматривая раковины и складывая их в корзинку. Ее звали Оайве, имя, звучащее как шум морской волны. Ей исполнилось семнадцать, она, как и обе ее подруги, была волшебницей.

Никто не знал, как много было рождено людей, обладающих этим естественным даром. Волшебные Силы даровались как правило двум или трем в каждом поколении. Они обычно доживали до преклонных лет. Учительнице Оайве уже было больше девяноста, но она еще полна Сил. Обычно старшие Посвященные обучали молодых, но бывало и наоборот, когда юная колдунья вдруг обнаруживала кости матери, потому что обычаи не определяли, должна ли волшебница жить одна или может выходить замуж.

Хотя мать Оайве и не была колдуньей, однако была весьма близка к волшебному искусству.