Особливо те, у кого мешки рыбные, да простят меня русалки, к остриям привязаны. Стреляйте поверх голов, а там уж как повезет.
Обернулся я к Королю, посмотрел в глаза его грустные.
- Слышал голос сына своего? Узнал?
- Узнал, - прошептал несчастный отец.
- А помнишь разговор наш о том, как спасти его можно от забавы своей кровавой?
- Помню, варркан.
- Тогда нечего делать тебе здесь под стрелами. Королевское дело маленькое. Страной править, да дела великие вершить. Времени у нас мало осталось. Как кровь из носа нужна игрушка новая. Да как раз такая, какой я тебе ее описывал. Хочешь сам конструируй, а хочешь русалок в подмогу возьми. Все одно без дела слезы льют, воевать мешают.
Потоптался король, да понял, что правильные слова я говорю. Пока сын его, Императором себя считающий, в игры жуткие играет, не существовать им вместе. Повернулся Король на пятке металлической, звякнул шпорами серебряными, и полез вниз заказ технологический исполнять. Страну спасать и сына своего непутевого.
Я тут же позабыл о нем. Потому как вперед пошла армия нелюдей. Тучей сдвинулась, облаком опустилась. Грозой громыхнула.
- Пора, сир варркан? - леший послюнявил указательный палец и прищурился кровожадно.
Да поможет нам тот, кто за все это отвечает. Лишь бы Оливия заставила брата играть по правилам. Не хотелось бы, чтобы в самый ответственный момент за спинами возникли невесть откуда наглые морды, да пошли несокрушимые рвать и метать кого ни попадя.
- Пора, дружище.
Леший облизал неторопливо зеленые губы, засунул в рот два пальца, да свистнул по-молодецки. По лесному, да по секретному. Только звон в ушах и остался.
Словно лопнуло одно огромное стекло. Натужно лопнуло, передавая силу рук длинным стрелам. И полетели они, стремительные, и уверенные в том, что уж никто не спасется от их серебряных наконечников. Далеко. Близко дальнобойные луки стрелять не приучены.
- Хорошо пошли, - это леший, прищурившись, глазом знатока проводил пернатую стаю, - Шандарахнуть должно знатно.
И шандарахнуло. Да так, что даже мне стало не по себе.
Над головами наступавших отрядов взорвалось широкое серебряное облако, накрывая блестящим покрывалом всех, кто под ним находился. Переливалось облако в лучах восходящего солнца, и отражало свет потемневшей луны. А потом медленно, даже мягко опустилось на застывшие фигурки нелюдей.
И все пространство перед крепостью, вся вытоптанная за долгие годы осады равнинная пустошь в какое-то мгновение взорвалась единым криком боли. Истошный вопль перешел в дикий вой, в котором я услышал знакомые интонации существа, который видит перед собой холодные глаза старухи с косой. Той самой старухи, которой наплевать на былые заслуги, на то, стар ты или молод, здоров или неизлечимо болен. Ей все равно кому смотреть в глаза.
Огромная серая масса неторопливо занялась серебряным пламенем, чтобы тут же погаснуть, не оставив на мертвой земле ничего. Ни мяса, ни костей, ни сердца, ни души. Только горы старого тряпья, да никому не потребное железо.
Восторженный крик защитников поднялся над стенами. Полетели вверх кожаные шапочки домовых, заулюлюкали мертвяки, полезли обниматься друг с другом лешие. Только Мули, ожидавшие у ворот своей очереди недовольно вытягивали короткие шеи, толпясь у единственного смотрового окошка.
- Видал? - леший просто позеленел от радости, растопыривая острые уши, - Так мы их и того. До самой последней штуки.
Мне бы порадоваться вместе со всеми. Улыбнуться короткому мигу временной победы. Но не могу. Знаю, это еще не все. Сколько их полегло, пять сотен, тысяча? А за ними идут другие, и им начхать, что кто-то сгорел в адском серебряном пламене. Меньше ртов, больше добычи.
И прав я оказался. Не успел и глазом моргнуть, как на место сгоревших пришли новые. Выровняли ряды и вперед к крепости.
- Залп! - почти закричал я лешему, который изумленно взирал на быстро заполняющееся нежитью пространство. |