Когда до первых оскалившихся шеренг оставалось не больше десяти шагов, я переключился в боевой режим.

В одно мгновение остатки сил взвинтили тело и чувства, как того требовало варркановское искусство.

Барабаны древнего варркановского гимна надрывались во мне, стараясь заполнить своим грохотом пустоту волшебства. Глупое земное сознание, оставшись в гордом одиночестве, не спряталось в глухих закоулках. Наоборот, осознав, что теперь только оно способно спасти тело, воспаряло.

Отбросив в сторону земную слабость, земной страх и вечную робость перед темнотой, оно заполнило меня, собрав под своими знаменами остатки ослабленной армии прежних героев и магов. Оно руководило ими, заставляло подняться с колен, и идти вперед. Вперед, несмотря на безумную усталость и неспособность что-либо сделать.

Тяжелым, протяжным гулом пронесся над землей стон от столкновения железа нелюдей и серебра варркана. Взметнулись ввысь стяги, некогда реявшие над непобедимой армией людей, а теперь осенявшие отряды переродившихся нелюдей. Задрожал воздух, утренней свежестью опьянявший тела тех, кто предал свою сущность. Загорелись сотни глаз в предвкушении легкой победы. Бросились вперед тяжелые панцири и железные шлемы с опущенными забралами. И задрожала земля в предвкушении крови. Потому, что пришла на нее смерть.

Первое столкновение было яростным и безжалостным. Те, кто рьяно желал смерти моей, полегли первыми. Только рассеченные тела еще долго падали на ожидавшую их землю. Серебром и сгоревшей трухой рассыпались они. Беззвучным криком, замершим на опаленных пастях. Потухшим взором, который больше никогда и ничего не увидит. Жизнью, которая уже никогда, даже через тысячи лет не вернется в эти проклятые тела.

Меч мой, друг мой, защитник мой, вонзался в дико вопящую массу, легко рассекал ее, вызывая из каждого тела спрятанное серебряное пламя. Он не задерживался ни в одной точке. Он спешил. Вокруг было столько работы, что ему нельзя было останавливаться ни на мгновение. Потому, что каждое мгновение могло принести его хозяину смерть. От металла, ощетинившегося и безжалостного, от зубов, яростных и оскаленных. От рук, желающих поскорее получить вожделенный кусок маленькой добычи.

Но прошли первые мгновения бойни. Догорели первые серебряные костры. Отзвенели упавшие друг на друга железные мечи и доспехи. И запах победы, лишь слегка прикоснувшись, улетел прочь.

Нелюди, подчиняясь не слышимым мне командам, разом отступили, оставив догорать рядом со мной тех, кто не услышал приказа. Широкие щиты образовали вокруг плотную изгородь, ощетинившуюся и непробиваемую. И уже оттуда, из-за надежного укрытия понеслись навстречу острые стрелы, выпускаемые умелыми руками лучников.

Тело Оливии, до этого послушно находящееся позади меня и прикрывающее тыл, метнулось вперед. Я не успел остановить ее. Слишком стремительным было движение.

Она вскинула к вспыхнувшему горизонту руки, выбросила к небу раскрытые ладони и, в мгновение ока, развернувшись, прыгнула ко мне на шею, заставляя прижаться к земле.

И словно глаза потеряли способность видеть действительность. Пропали цветные краски. Пропал и черный и белый цвет. Остался вокруг только густой, почти ватный туман, обволакивающий нас, и закрывающий нас.

Она сделала все правильно. Умная девочка. Туман защитит нас от стрел. Защитит от взглядов. И принесет на некоторое время избавление. И, может быть, подарит несколько лишних секунд жизни.

- Я все сделала правильно?

Я слегка покряхтел, вытаскивая лицо из грязи, в которую со всего размаху меня втиснула Оливия.

- Молодец. Только в следующий раз не бросайся вперед без предупреждения. Я ведь мог и тебя…

Оливия нашла в тумане мою голову и постучала в нее согнутым пальцем.

- Меня нельзя убить, - хихикнула она, ничуть не смущаясь тем, что вокруг нас то и дело свистели слепые стрелы, - Ведь только я могу остановить всю эту армию и их Императора.