За три с лишним часа мы похоронили всех. Шестьдесят восемь человек. И, только, сорок два имени. Когда последняя, восемнадцатая по счёту могила была засыпана, я присел на остатки снарядного ящика и, с трудом подняв натруженную руку, вытер пот со лба. Рядом присел Фермер.

    Примерно за час до заката, когда обессилевшие бойцы расползлись по шалашам и навесам, командир снова созвал нас на совет.

    – Поработали мы все сегодня на твёрдую пятёрку, мужики! Объявляю нам всем благодарность. Теперь подобьём бабки. Саш, – обратился он к Бродяге, – сколько фугасов сделали?

    – Тридцать один, да и то остановились потому, что работа тонкая, а все старые шрапнели закончились. Да и все замотались до того, что глаза слипаются и руки дрожат.

    – А при чём тут старые шрапнели или новые? – спросил я.

    – А в новых – пули канифолью залиты так, что чуть ли не по одной выковыривать приходится.

    – Так у нас скипидара почти два ведра! Плеснуть стакан внутрь, чтобы канифоль размягчить! – посоветовал я Ване.

    – Молодцы! А сколько такой фугас по площади накрывает? – сказал командир.

    – А кто ж его знает. Я такие – никогда не делал…

    – Так, может, испытаем? – предложил я.

    – В смысле?

    – Досок вокруг много есть. В землю навтыкаем, и рванём один. А у нас тридцать останется… Круглое число.

    – А силы то есть? С досками возится? – поинтересовался Фермер.

    – Ради красивого фейерверка я готов пострадать, – отшутился я.

    – Ну, пошли. Пострадаем ещё маленько.

    Пока Бродяга с Ваней устанавливали фугас, мы вчетвером установили пару десятков мишеней на поляне, воспользовавшись для разметки сектора Люковским лазерным дальномером.

    Бродяга даёт отмашку. Мы залегли в одной из воронок. Негромкий взрыв – и свист и визг шрапнельных пуль над поляной. На противоположной опушке (от нас метров тридцать – сорок) – рукотворная осень. Кружатся в воздухе сорванные листья, с шорохом падают на землю срезанные ветки.

    Гильзу развернуло «цветочком». Бродяга задумчиво трогает эту металлическую «икебану» ботинком:

    – «Бинтовать» надо. Для надёжности.

    – Чем бинтовать? – спрашивает Казачина.

    – Проволокой. Но можно и палки верёвкой приматывать.

    Мы идём осматривать мишени. Результат впечатляет. Пробоины в досках даже на расстоянии в тридцать метров – ровные и аккуратные. Осматриваем деревья на опушке – некоторые пули почти пробили десятисантиметровые стволы. Другие – глубоко застряли в более толстых деревьях. Спрашиваю у Казачины:

    – Вань, а по сколько пуль в фугас клали?

    – Сотни по три, больше в гильзу не лезет. Мы точно не считали.

    – А пыж делали?

    – Конечно! Из кожи седельной вырезали и ещё тряпки добавили.

    Результат всем нравится, вот только сектор узковат – на глазок, градусов пятнадцать.

    В голову опять лезут рационализаторские мысли, которые я озвучиваю, что называется, по месту:

    – Мужики, а если часть фугасов на деревьях закрепить с наклоном вниз? И подрывать в два захода? После первого немцы залечь должны, а тут их сверху приголубит! Как вам идея?

    – А что, неплохо! – высказывается командир.