— Послушайте, Шанне очень плохо. Она потеряла много крови. Куда мне ее отнести?
— Он говорит правду. Кажется, у меня начались роды, Корлисс, — произнесла Шанна дрожащим голосом.
После этого она расплакалась — совсем как маленькая девочка.
Лицо женщины стало озабоченным.
— Сюда, — пригласила она и повела нас в маленькую комнату на заброшенном складе. Здесь на полу валялось какое-то старое тряпье, а стол был усеян прогоркшими объедками. На стенах висели фотографии людей.
Я изучал биологию человеческого деторождения и даже видел пару роликов в Кибернете, но никогда не присутствовал при этом лично. Хлоя и Эйприл, как и все дети элитов, появились на свет из искусственной матки в государственном родильном доме.
Это было одним из самых главных отличий между элитами и людьми.
По крайней мере я так думал.
Глава 30
Это было очень странно — находиться среди людей и притворяться одним из них.
Когда я уложил Шанну на одеяло, она рассказала своим друзьям про то, что случилось с «двоечниками». Девушка говорила очень быстро на невнятном уличном жаргоне, в котором я почти ничего не понимал.
Но от ее рассказа взгляды людей начали теплеть, и в них даже появилось какое-то настороженное восхищение.
— Чем мы можем вас отблагодарить? — спросила Корлисс.
— Мне надо немного отдохнуть. Другой благодарности не нужно, — ответил я. — Скоро я продолжу путь.
— Можете оставаться здесь, сколько захотите, — кивнула Корлисс. — Теперь вы наш друг. Кажется, вы сами ранены?
— Со мной все в порядке. Честное слово.
Я прошел в глубину большого здания — пустого старого склада, где давно не было ни окон, ни дверей, не говоря про электричество и воду. Зато здесь имелась крыша, которая защищала от бушевавших снаружи ветра и дождя, а заодно от дронов и спутников элитов, которые скорее всего уже прочесывали этот район.
Войдя в какую-то просторную комнату, я увидел кучу обтрепанных детишек, которые возились — подумать только — с куклами Джессикой и Джейкобом! Смешно, но в руках уличных оборванцев были самые модные и дорогие игрушки этого сезона. Впрочем, встревожило меня совсем не это. Мне только сейчас пришло в голову, что есть что-то неправильное в самих куклах — миниатюрных существах, которые выглядели и вели себя точь-в-точь как мы, хотя и были всего полфута ростом. Это выглядело как-то противоестественно. Ведь кукол делают для того, чтобы дети могли развиваться, тренируя собственную фантазию. Как же им ее тренировать, если куклы живут сами по себе?
— Не стоит вам играть с такими штуками, — обратился я к детям. — От них только мозги гниют.
— Если ты такой умный, то как сюда попал? — выпалил в ответ один из них.
Остальные засмеялись и затрещали на своем тарабарском наречии, явно прохаживаясь на мой счет. Такие мальцы, а уже грубят, как взрослые. Я не сомневался, что когда они вырастут, то превратятся в «двоечников», — если, конечно, доживут.
Но в глубине души бойкая реакция этих смышленых наглецов меня скорее тронула. Я почувствовал, что в человеческом гетто пульсирует какая-то своя, очень напряженная жизнь. Скунсы оказались умнее и рассудительнее, чем я ожидал. За их жестокостью скрывалось искреннее добросердечие, а сквозь отчаяние проступали энергия и сила.
Откуда-то с улицы доносились звуки музыки, в темных уголках шептались и хихикали влюбленные парочки.
Наконец мне удалось найти спокойный угол. Надо было отдохнуть и восстановить силы. Через несколько минут Корлисс принесла мне корзинку с едой — свежий ломоть хлеба, немного овощей и сыра. В животе у меня урчало, как у зверя. Не помню, чтобы я когда-нибудь был так голоден; и хотя меня передернуло при мысли о человеческой еде — плохо сбалансированной, непереработанной, возможно, даже токсичной, — от одного ее запаха у меня потекли слюнки. |