Зрачки голубых глаз богини расширились.

– Не слышу.

– Ты сука, – медленно проговорила Дева. – Отвратительный в своей безнаказанности.

Очередная волна, накатывавшаяся на берег, вдруг замерла нефритовой стеной, гладкой и твердой.

– Сделаешь меня уродиной? – спросила Дева. – Глаза лишишь? Или подаришь мне кривую ногу?

Волна сжалась, превращаясь в светящийся зеленым столб, качнулась и приобрела черты Девы.

– Посмотрим, – задумчиво пробормотал Ясик. – Посмотрим.

Еще одна волна поднялась, превращаясь в хищно поблескивающее лезвие гигантского ножа.

Удар. Прочь отлетели руки водяной фигуры. Еще взмах лезвия – упали в море ноги. И наконец отлетела голова.

Ясик перевел взгляд с изуродованной фигуры на Деву.

– Вот странно, – сказал Ясик. – Берешь совершенное в своей красоте тело, отсекаешь ослепительно красивые ноги, божественные (извините за пошлый каламбур) руки, затем сносишь очаровательную голову – и что? Получаешь красоту? Ни фига. Получается суповой набор для каннибала.

Обе волны потеряли твердость и обрушились на пляж, комкая спираль.

– Нет, Красотка, тебя я уродовать не буду. Тебя я люблю… – Ясик хмыкнул, взял с блюда, парящего в воздухе, гроздь винограда, оторвал губами ягоду. Смахнул с подбородка брызнувший сок. – Я настолько люблю Красотку, что даже объясню вам всем, почему это солнце вчера повело себя так странно. И почему так досталось вашему любимому Семивратью.

Ясик подошел к лежащему под деревом камню, остановился на мгновение. Камень, словно сделанный из воска, вдруг потек, приобретая форму кресла. Ясик сел:

– Значит, я, тамошний бог Солнца, просто сошел с ума и не справился с солнцем? И теперь, по‑хорошему, должен не только принести вам свои извинения, но даже и возместить убытки? Да?

Все промолчали. Мастер, собравшийся было куда‑то идти, оглянулся на Ясика и тихо присел на камень поодаль.

– Молчание – знак согласия, – констатировал Ясик. – Только это с вашей точки зрения. А вот с моей…

Волны перестали накатываться на берег. Они застывали, набегая одна на другую, поднимались все выше и выше, словно складывая стену. Высокую, изумрудно‑зеленую стену.

– Вот ты, Здоровяк… – Ясик махнул рукой в сторону Воина, и тот вздрогнул. – Тебе Трофейного столпа жалко? А тебе, Красотка, Рощи? А Громовержцу… Кстати, где этот засранец? А, вижу. Тебе, милый, храма жалко?

– Жалко, – выдавил Громовержец и замолчал, потрясенный собственной храбростью.

– Понимаю, – кивнул Ясик. – В кои веки успел затесаться не богом Осеннего покоса, а Громовержцем, да еще не где‑нибудь, а в Семивратье… И вдруг – бац! И нет храма. Красивый был храм.

Громовержец отвел взгляд.

– Кстати, – в голосе Ясика зазвучало почти искреннее любопытство, – а ты не интересовался у своего тамошнего аватары, что это за пещера была под самым храмом? Для чего там поставили алтарь? И что самое интересное, кому на этом алтаре приносили жертвы? И что самое главное, какие жертвы? А? Какие?

К концу фразы голос Ясика приобрел звучание черной бронзы. Волны все застывали, набегая друг на друга, стена росла, чуть выгибаясь к берегу, и теперь казалось, что это не стену, а свод, купол строят волны. Стих ветер, не в силах преодолеть это препятствие, а цвет солнечных лучей, пробивающихся сквозь |свод, стал зеленоватым, окрашивая лица богов в зеленые оттенки страха.

– Вы не знаете? – переспросил Ясик. – А я знаю. Знаю. И принял меры, чтобы ваше задрипанное Семивратье уцелело. И чтобы его войско не было отозвано от стен Проклятого города.