Сбоку от него выставила витые ноги-корни когтистая лапа из тусклого потемневшего металла. Небрежно пропущенный между двумя пальцами, в пол упирался меч — рукоять, словно выбеленная ветром кость, белый хищный клинок, серебристая гарда.

Меч показался Торреру порождением той же самой Силы, что сотворила эту залу: отталкивающим и в то же время притягивающим. Он понимал, что этого оружия касаться нельзя, даже если оно станет единственным средством остаться в живых. И в то же время он не мог его не коснуться.

Меч плавно оторвался от подставки. Торрер инстинктивно попытался спрятать руки за спиной, выпустил пояс идущей впереди жрицы…

Рукоять твердо легла в ладонь. Прохладная, удобная. Такой клинок выпускают из рук только в последний час.

— Посланник! — растерянно крикнула Бэх.

Тот обернулся.

Они все обернулись — перед эльфом пронеслась череда испуганных глаз. И только в одном взгляде плескался отчаянный бесшабашный интерес.

Меч сам выбрал свою жертву, рука эльфа лишь последовала за клинком в слабой, безвольной попытке его остановить.

Торрер ожидал увидеть бегущую по бороздке кровь, однако узкое костяное лезвие легко прошло сквозь грудь мессарийца, точно тот был бесплотным призраком. А сам Макобер начал бледнеть, становиться менее четким…

Торрер моргнул, пытаясь прогнать наваждение.

Рядом выругался Хельг. Что-то пробормотал Мэтт.

— Он… Куда он делся? — Эльф беспомощно взглянул на Хагни.

— Боюсь, туда, куда ты его отправил. К Айригалю.

И Торрер с ужасом осознал, что на сей раз Хагни не шутит.

Глава XXXVIII

Было совсем не больно.

Макобер успел подумать, что меч оказался не настоящим, полюбовался на испуганное лицо Торрера…

И вдруг понял: его убили.

Просто так. Ненароком.

Он слышал, что душа погибшего покидает тело медленно, нехотя. Потом поднимается все выше и выше — не торопясь, не желая расставаться с тем, что оставляет за собой.

Ничего подобного.

Резко — точно ему велели закрыть глаза здесь, а открыть на другом конце света — на месте странной подземной залы оказалась залитая солнцем улочка, на которой он знал каждый дом, каждый уголок, каждую вывеску.

Вот покосившийся крендель над дверью выпивохи Зирри — пекарня хирела, но соседи по привычке еще останавливались у знакомого порога узнать, нет ли свежего хлебушка. Чуть дальше треснувшая рама тетушки Айхес — деньги с матери взять не постеснялась, а раму так и не поменяла. Не собралась. Рядышком дремлющий на лавочке стражник. В детстве он звал его дядя Тосса, потом — «оглобля с мечом», это уже после первого посещения новой городской тюрьмы, которой так гордился магистрат.

Макобер знал — хотя откуда бы, — что стоит ему сделать пару шагов, открыть дверь, и все будут дома. Совсем все.

Он отвернулся.

Можно было уходить. Но если уж уходить не прощаясь…

Мессариец подкрался и звонко щелкнул сонного стражника по навершию шлема. Тосса вскинулся, больно ударившись затылком о плетень…

Темнота. Свет.

Яркий свет послеполуденного солнца, заливающего раскинувшуюся до самого горизонта равнину. Пряный аромат запыленных степных трав, преувеличенно сочный — кто-то явно не пожалел акварели — цвет неба и подчеркнуто приглушенный цвет зелени.

Усталый конь шел шагом, осторожно выбирая дорогу между многочисленными норами, усеявшими степь миниатюрными холмами и долинами. Седло жестковато, стремена коротковаты — не иначе как боги его с кем-то перепутали. Да и путь на столь резвом скакуне мог затянуться на годы.

Макобер ударил коня пятками, но тот лишь тряхнул шеей и укоризненно фыркнул.