Он миновал пару трофеев, обрамлявших теперь вход на лестницу. Они были добыты еще прошлым поколением воинов в битвах с Вайомингом. Макензи шагнул вверх по ступеням. Все отдельные части этой цитадели казались разделенными уж слишком большими расстояниями для его немолодых ног. Но замок был древним, его достраивали десятилетиями. Не удивительно, что он был огромен и неприступен, сложенный из блоков, высеченных из гранита Сьерры, рассчитанный на века, — ведь он охранял основные рубежи нации. Не одна армия сломала себе зубы о его стены, прежде чем был положен конец вылазкам Невады. И куда больше молодых защитников с этой базы, чем хотелось бы вспоминать Макензи, ушли отсюда в свое время, чтобы найти гибель в битве с очередным неприятелем.

«Но никогда еще замок не подвергался атакам с запада. Боже, или кто уж ты там наверху, избави нас хотя бы от этой участи, или ты не в силах?» — подумал Макензи.

Помещения командного пункта были в этот час безлюдны. В приемной, где стоял стол сержанта Ирвина, царило безмолвие. Не было никаких суетливых писарей, заправлявших свои ручки, или многочисленных посыльных, снующих туда-сюда. Никаких офицерских жен с их вечными проблемами, выделявшихся из общей очереди дожидавшихся приема у полковника цветастостью своих нарядов. Как только Макензи шагнул в дверь из приемной во внутреннее помещение, он услышал злобное завывание ветра за стеной. Дождь барабанил по темному прогалу окна, стекая дорожками по стеклу, казавшимися струйками расплавленного металла в свете факелов.

— Я привел полковника, сэр, — нервно доложил сержант. Сглотнув, он исчез за дверью.

Спайер стоял рядом со столом командира. Стол был побитым временем предметом старины с минимумом помещенных на нем вещей: чернильницей, лотком для входящих и исходящих бумаг, селектором внутренней связи и фотографией Норы, изрядно поблекшей за те двенадцать лет, что уже минуло со дня ее смерти. Майор был высоким, тощим, лысеющим мужчиной с длинным крючковатым носом. Каким-то образом его мундир всегда оставлял впечатление неглаженого. «Однако у этого парня самая золотая голова из всех «рысей», да и кто еще в состоянии был бы прочесть столько книг, сколько прочитал Фил?!» — подумал Макензи. Официально он числился при полковнике адъютантом, наделе же являлся главным советником по всем вопросам.

— Ну? — буркнул Макензи.

Алкоголь, казалось, не только не притупил его мировосприятия, но, напротив, обострил все его ощущения. Он отчетливо сознавал, как пахнут гарью факелы («Когда же наконец они обзаведутся достаточно большим генератором, чтобы провести электрическое освещение?»), и чувствовал каменную твердость пола под ногами, и видел трещину, бегущую по северной стене, и понимал, что растопленная печь не в состоянии прогнать холод. С видом вымученной бравады он сунул большие пальцы рук за пояс и покачался на каблуках.

— Ну, что там стряслось на этот раз, Фил?

— Телеграмма из Сан-Франциско, — сказал Спайер, складывая и расправляя лист бумаги. Наконец, он вручил его полковнику.

— Ну да? Почему не связались по радио?

— С телеграммой меньше вероятность перехвата. Эта была зашифрована. Ирвин расшифровал ее для меня.

— Это что еще за ерунда, черт побери?

— Гляньте и поймете все сами. Кроме того, она все равно адресована ва,м. Прямо из генштаба.

Макензи с трудом сфокусировал взгляд на каракулях Ирвина. После обычных для приказа формальностей следовало:

«Настоящим вы извещаетесь, что сенатом Тихоокеанских Штатов вынесен импичмент Оуэну Бродскому, бывшему верховному арбитру Тихоокеанских Штатов Америки, и таким образом он освобождается с этого поста. С 20.00 часов сего дня верховным арбитром, в согласии с Законом о власти, становится бывший вицеарбитр Хамфри Фэллон. Существование диссидентствующих элементов, представляющих общественную угрозу, вынудило арбитра Фэллона ввести на всей территории ТША законы военного времени с 21.