Спайер подарил ему косой взгляд.

— Уж не боишься ли ты их, Джимбо? — пробормотал он.

— Еще чего! — Макензи возмутился, не понимая сам, так ли это, — Просто я их на дух не переношу.

— Вообще-то они творят немало добрых дел. Особенно, среди бедноты.

— Ну, конечно-конечно. Хотя любой уважающий себя боссмен также заботится о своих вассалах, и у нас есть такие вещи, как церкви и приюты. Я просто не совсем понимаю, каким образом их пресловутая благотворительность — а уж они-то точно могут спокойно ее себе позволить со всеми доходами от их владений — так вот, я, убей меня, не возьму в толк, как эта благотворительность дает им право воспитывать всех этих сирот и детей бедняков, которых они забирают, так, как они это делают. Их чертово воспитание превращает бедняг в придурков, полностью не приспособленных к жизни вне стен их идиотских коммун.

— Ты же знаешь, что цель такого воспитания — обратить их устремления на преодоление так называемого внутреннего барьера. Что не особенно интересует американскую цивилизацию в целом. По правде сказать, даже безотносительно к проявлениям тех поразительных сил, которые демонстрируют некоторые из развивших их эсперов, я частенько завидую им.

— Что? Ты, Фил?! — Макензи ошарашенно уставился на своего друга.

Морщины глубже прорезали лицо Спайера.

— Этой зимой с моей помощью были застрелены многие мои сограждане, — тихо произнес он. — Моя мать, жена и дети укрылись вместе с остальными в форте на вершине Маунт Лассен, и когда я с ними прощался, и я и они прекрасно понимали, что прощание может оказаться последним. В прошлом я также не раз помогал убивать людей, не причинивших лично мне ни малейшего вреда, — Он тяжело вздохнул, — Я часто задумываюсь, каково это на самом деле — обрести мир не только со внешним окружением, но и внутри самого себя.

Макензи попытался выкинуть из головы образы Лоры и Тома.

— Разумеется, — продолжал Спайер, — основная причина, по которой ты, или если уж на то пошло, я сам, не доверяем эсперам в том, что они являются представителями чего-то абсолютно нам чуждого. Чего-то такого, что могло бы при случае полностью перевернуть все наши представления о жизни, с которыми мы выросли. Знаешь, пару недель назад, будучи в Сакраменто, я заскочил в исследовательскую лабораторию университета глянуть, что там делается. Это просто невероятно! Любой обычный солдат поклялся бы, что это колдовство. И уж это точно было куда чуднее, чем… ну, там просто чтение мыслей или перемещение предметов силой своего духа. Но для нас с тобой это лишь новое блестящее приспособление. Мы его с трудом, но все же проглотили бы.

А все почему? Потому что это — научная лаборатория. Эти ребята в ней имеют дело с реактивами, электроникой и микроорганизмами. Это вполне совместимо с мировоззрением образованного американца. Но мистическое слияние со всем сущим… э, извините! Это уже не для нас. Мы могли бы надеяться достичь Воссоединения, лишь отринув все, во что когда-либо верили. В нашем возрасте, Джимбо, человек редко готов отречься от всей своей жизни и начать с нуля.

— Может, и так, — Макензи утратил интерес к этой теме. До поселения уже оставалось совсем недалеко.

Он обернулся к отставшему на несколько шагов капитану Халсу.

— Что ж, мы поехали, — сказал он. — Передайте мои поздравления подполковнику Ямагучи и скажите ему, что он назначается командиром до момента нашего возвращения. Если будет что-нибудь подозрительное, пусть он действует по собственному усмотрению.

— Слушаюсь, сэр.