Светосистема на шоссе была поставлена грамотно. Самолет сел жестко но в заданном месте и в указанное время. А это значило, что все идет по плану.

Как только «самолет замедлил свой бег, к нему бросились человек двадцать в камуфляже. Молча, так что нельзя было определить, были это русские, американцы или вовсе украинцы, люди из уже предусмотрительно раскрытого подбрюшья самолета выкатили драгами ящики с грузом, перетащили из больших ящиков маленькие в подогнанные прямо к борту трайлеры, вскочили в машины и умчались, оставив возле самолета лишь запах выхлопных газов мощных машин.

Даже окурков не было. Потому что работали без перекуров.

А вот Броунинг закурил. Взглянул на часы.

– Самолет к последнему полету, готов? – спросил у хмурого верзилы со слегка вытянутым к низу лицом.

– Да.

– Тогда пошли.

Прихватив ящик со спецаппаратурой, легкие вещмешки с собственными пожитками, команда полковника Броунинга отошла от самолета метров на пятьдесят по шоссе. Там их ждали две «Тойоты» с местными номерными знаками.

И только отъехав километра два. Броунинг дал команду.

– Файер!

Самолет не просто взорвался. Он разбух до состояния огромного раскаленного шара, приподнялся в воздух над шоссе и ещё раз вздыбившись разлетелся в красную, похожую на горячую магму из Везувия в последний день Помпеи, субстанцию, которая лишь спустя время осела на шоссе и пашни совхоза «Шлях Кучмы» черной жирной копотью.

Борт 3458 перестал существовать. Навсегда.

Из машины Броунинг связался по спецсвязи с Техасом. Слышно было отлично. В том числе и хриплый довольный смех Роберта Локка.

Марфа-посадница. Тревожный месяц сентябрь

Марфе, имевшей красивую, в стиле Древней Руси кликуху «Посадница», бабахнуло 80 уже так давно, что она и забыла тот свой юбилей. Помнила не подарки, роскошные, и, как ныне модно говорить эксклюзивные, – все больше драгоценности. Помнила, что ела.

Марфа была толста до безобразия, до ночного кошмара. Она давно никуда из своей огромной квартиры на Малой Военной не выходила. Слава Богу, с её деньгами и властью ей не надо было, как другим старым москвичкам, мотаться по очередям, да и просто спуститься в знаменитую булочную на первой этаже их элитного дома, чтобы купить любимую калорийную булочку с изюмом. К слову сказать, «старая москвичка» – это некоторое преувеличение. То есть старой – она безусловно была. А вот москвичкой – с определенным допуском… Ее первый муж, американский инженер Роберт Локк, которого она без памяти любила и как своего первого мужчину, и просто как сильного во всяком деле человека, привез её совсем девочкой в Москву в середине, кажется, 30-х. годов. Смешная она тогда была – тоненькая, талия осиновая, грудки с твердыми, длинными, как испанский виноград, сосками, длинными изящными ногами, узкими в щиколотке и коленях, – и до чего же она была хороша тогда! И вот, все куда-то делось, все прошло. И тонкий костяк вынужден теперь держать на себе гигантскую массу сала и вялого мяса.

Она слабо пошевелилась в огромном, сделанном на заказ в Швеции инвалидном кресле. Усаживалась она в него с помощью прислуги. Но и та не справилась бы, хотя прислуги у неё в 6-комнатной квартире жило четверо – два охранника, повариха и горничная. Существовала при кресле ещё и система блоков и шкивов, с помощью которой Марфу поднимали из ванны, с постели, со стульчака, также сделанного, естественно, на заказ и установленного в огромной туалетной комнате.

Сегодня самые неприятные вещи остались позади.

С утра её взгромоздили из постели на кресло, отвезли в туалет, перегрузили на стульчак, потом, после неприятных процедур с подмыванием, снова на кресло, и – в столовую.