– Кое‑что происходит в России, дорогая.

Это было, подумал он, невероятно. Он руководствовался своими собственными принципами в борьбе против врага более богатого, более сильного и более многочисленного, используя минимальные силы; уничтожить такого врага могли только хитрость и обман.

На первой стадии он поручил Джейсону Монку завязать отношения с теми, у кого имелись основания бояться или ненавидеть Игоря Комарова, после того как они заглянули в «Чёрный манифест». К первой категории относились те, кто подлежал уничтожению русскими нацистами, – чеченцы, евреи и милиция, преследовавшая союзника Комарова, долгоруковскую мафию. Ко второй – церковь и армия, представителями которых были патриарх и самый почитаемый из живых героев генерал Николай Николаев.

Второй задачей было внедрить шпиона в лагерь врага – не для того, чтобы добывать информацию, а чтобы давать дезинформацию.

В то время, когда Монк все ещё обучался в замке Форбс, старый шпион нанёс свой первый тайный визит в Москву с целью включить в работу двух старых незначительных агентов, не использовавшихся долгое время, которых он завербовал много лет назад. Одним из них был бывший профессор Московского университета, чьё давнее увлечение разведением голубей теперь оказалось полезным.

Но когда профессор потерял работу за предложение провести демократические реформы при коммунистах, его сына также исключили из средней школы, лишив шанса поступить в университет. Молодого человека привлекала церковь, и после нескольких незначительных назначений в разные приходы его наконец взяли в качестве слуги и буфетчика в резиденцию патриарха Алексия.

Отцу Максиму Климовскому поручили совершить предательство в отношении Монка и Ирвина, выдать их полковнику Гришину. Доказать свою надёжность как шпиона черногвардейскому полковнику, главной фигуре в лагере врага, оказалось нетрудно.

Дважды Ирвину и Монку позволяли уйти до появления Гришина, но в двух последних случаях им пришлось пробиваться.

Третья задача Ирвина состояла в том, чтобы убедить врага, что опасность исходит из другого источника и, подави они его, опасность перестанет существовать.

Посещая во второй раз резиденцию, Ирвин должен был пробыть какое‑то время там, чтобы дать возможность Гришину и его бандитам в его отсутствие обыскать номер, найти атташе‑кейс и сфотографировать компрометирующее письмо.

Письмо подделали в Лондоне, используя настоящую писчую бумагу патриарха и образцы его почерка, добытые отцом Максимом и переданные Ирвину во время его предыдущего визита.

В письме патриарх открыто сообщал адресату, что он горячо поддерживает идею реставрации монархии в России (что не было правдой, поскольку он только согласился подумать) и хотел бы, чтобы адресат оказался человеком, выбранным для этого.

К несчастью для принца Семена, жившего на ферме в Нормандии со своими лошадьми и подругой, письмо было адресовано ему. В случае необходимости им можно было бы и пожертвовать.

Второе посещение патриарха Джейсоном Монком стало началом четвёртой стадии – спровоцировать противника на бурную реакцию в ответ на «видимую», но несуществующую угрозу. Угроза заключалась в магнитофонной плёнке, на которой якобы был записан разговор между Монком и Алексием Вторым.

Записи голоса патриарха были сделаны во время первого визита Ирвина его переводчиком Брайаном Винсентом. А Монк, ещё находясь в замке Форбс, наговорил несколько часов на плёнку.

В Лондоне русский актёр озвучил слова, которые Алексий Второй должен был произносить в записи. Она, включая позвякивание кофейных чашек и прочие посторонние звуки, была синтезирована на компьютере. Отец Максим, которому в холле, проходя мимо, Ирвин передал плёнку, просто переписал её с одного магнитофона на другой, который ему дал Гришин.

На плёнке была сплошная ложь.