– Думаю, да.

Ханс-Оке сжал свой знаменитый кулак и потряс им у Томми перед носом. «Сечешь?»

Томми уставился на большой палец Ханса-Оке толщиной со спичечный коробок и сказал:

– Пора стричь ногти.

Ханс-Оке опустил кулак и принялся изучать пальцы.

– Черт, а ты прав.

Посмотрел на Томми и добавил:

– Придется попросить моих людей помочь.

Он издал странный звук, что-то среднее между смехом и предсмертным хрипом, и закрыл дверь. Уходя, Томми услышал, как голос Ханса-Оке эхом разносится по коридору:

– Завтра! В то же время, на том же месте!

На Майорке они провели много времени вместе и продолжили общаться, вернувшись домой. Когда Кувалда уезжал, Томми присматривал за его собаками, и как только у Томми выходила новая книга или серия статей, Кувалда их читал и выдавал обстоятельные и часто ехидные комментарии.

Конечно, их дружбу усложняло одно обстоятельство, настолько существенное, что со стороны Томми это можно было назвать коррупцией. За долгие годы он, желая того или нет, многое узнал о деятельности Ханса-Оке, но ни слова о ней не написал. Поскольку империя Ханса-Оке была огромной и охватывала множество сфер деятельности, было невозможно время от времени с ней не соприкоснуться, но, как только Томми чувствовал, что Кувалда приложил руку к угону грузовиков или нелегальному игровому клубу, он давал заднюю и писал о «неизвестном исполнителе».

Дело было не только в сомнительной дружеской верности – Ханс-Оке был Томми полезен и в профессиональном плане. Со временем они наконец начали обсуждать работу, а Кувалда владел информацией, которую раздобыть было ох как непросто. Кто занимался чем, с кем и где. Томми был не настолько глуп, чтобы не понимать, что Кувалда использует его в собственных целях: Томми предаст огласке то, что противники Кувалды хотят сохранить в тайне.

Так что Томми, без сомнения, погряз в коррупции, но для успокоения совести у него было два аргумента. Первый – он работает в грязи и дерьме. Требовать от него девственной чистоты – все равно что проклинать мусорщика за то, что тот не благоухает розами.

Второй аргумент состоял в том, что Ханс-Оке ему действительно нравился, и Томми не хотел ему навредить. Довод крайне непрофессиональный и потому еще более гуманный. Томми знал многое об ужасах, которые творил сам Кувалда или кто-то другой от его имени, но общался-то он с Хансом-Оке и сам в его компании мог оставаться просто Томми, а не «тем самым чуваком-оракулом Томми Т.».

Ханс-Оке питал слабость к дурацким шуткам, которые никак не вязались с его внешностью и телосложением. Однажды, когда они обсуждали, не сгонять ли на неделю на Майорку вспомнить старые времена, Ханс-Оке выдал:

– О, тогда я надену маленькое черное платье, чтобы было как в первый раз.

Томми нравился Ханс-Оке, с ним было весело, возможно, он даже был лучшим другом Томми, и поэтому ему претило обращаться к Хансу-Оке с конкретным вопросом, Томми позволял себе это лишь раз или два. Негласный уговор между ними выглядел так: Ханс-Оке рассказывал, что хотел, а Томми мог использовать эту информацию по собственному усмотрению.

Но теперь ему понадобилась помощь. Происходило что-то по-настоящему жуткое, и все зверьки забились в норки. Томми был нужен контакт на вершине пищевой цепи, который заговорил бы, не боясь принудительного выезда в лес, где с высокой вероятностью можно было превратиться в неопознаваемый труп в сгоревшей машине. Чего-чего, а бесстрашия Кувалде было не занимать.

5

Томми сел за руль «ауди А2», наследия былых времен, а Хагге занял соседнее пассажирское место. Поначалу Томми сажал его на заднее сиденье, но пес все время перелезал вперед. Ему нравилось быть в курсе того, что происходит на дороге.