|
В ту же секунду ночь словно лопнула по шву. Огонь, крики, стоны! Все шесть рот защитников Санта-Каталаны решительным шагом двинулись вперед. Передняя шеренга, встав на колено, давала залп, и тут же ретировалась в тыл, освобождая место для следующей шеренги. Но довольно быстро этот стройный порядок нарушился. Судя по всему, противник отнюдь не был захвачен врасплох. Он тоже отвечал мощным залповым огнем. Тьма впереди взрывалась, и оттуда прилетала стена горячих пуль, которые легко прошибали кирасы и каски, калечили руки, ноги. Солдаты падали с проклятиями и предсмертными хрипами. Свирепые команды командора Бакеро и других офицеров упорно гнали их вперед, ведь впереди их ждала желанная победа. Командор был убежден, что это сопротивляется внешняя охрана лагеря; если подавить ее слабое сопротивление, больше никаких проблем не будет — остальных корсаров можно будет взять тепленькими. Очень долго и солдаты, и офицеры не могли поверить в тот очевиднейший факт, что из неожиданного нападения ничего не вышло, что противник встречает их во всеоружии и даже, кажется, контратакует. Линия встречного огня, несомненно, наплывала.
Дон Мануэль сориентировался первым; то, что его люди попали в хитроумно придуманную ловушку, было несомненно. Некоторое время он как завороженный смотрел на наплывающую по всему фронту линию мушкетных выстрелов, потом, очнувшись, резко обернулся, чтобы поделиться своим недоумением с капитаном Бладом, но обнаружил, что англичанина скрыла темнота.
* * * — Он пьян, — в отчаянье сказал Троглио, опуская на лавку приподнятое за грудки тело, — я даже не представлял, что человек может до такой степени набраться. — Человек может и не такое, — со зловещим спокойствием в голосе сказала Лавиния. — Честно говоря, я не знаю, что нам предпринять, — морщась от боли в ноге, сказал Троглио. Пьяный испанец лежал навзничь на лавке, разметав свои загребущие ручищи, из горла у него вырывался мощный храп. Его супруга, крупная вальяжная мулатка, спокойно объяснила, что вообще-то он человек обязательный, и если берет деньги, то всегда отрабатывает. Но если уж напьется, лучше его сразу застрелить, потому что разбудить в таком состоянии его еще не удавалось никому. Лавиния остановилась над грузным, густо пахнущим телом, сжимая под камзолом рукоять спрятанного кинжала. Если бы она не боялась нашуметь и поставить под угрозу свое предприятие, она бы, ни на секунду не задумавшись, воткнула кинжал в сердце этой пьяной свиньи. Преодолев соблазн, она повернулась к Троглио: — Вы помните, где вы прошлый раз пробирались в город? — В общем... в общем, да. Там такая калитка в стене, прикрытая зарослями. — Сможете сейчас ее отыскать? — Навряд ли. — Значит, сможете. Троглио жалко улыбнулся. — Как зовут твоего мужа? — резко обернулась Лавиния к мулатке. — Фаустино. Фаустино Асприлья. — Он часто бывает в городе? — Довольно часто. Иногда. Не знаю. Мы живем бедно... — Вы знаете имена тех, с кем он обычно имеет дело? Мулатка зашмыгала носом. — Думайте скорее, может быть, это сохранит жизнь вашему мужу. — Я не знаю. Не уверена, но, кажется, одного он называл. — Как называл?! Ну же! — Кажется, Бенито, а может быть, и не Бенито. Лавиния достала из кармана золотую монету. — Точно, Бенито, а второго, дай Бог памяти, а второго... Появилась и вторая монета. — А второго — Флоро. Именно так, сеньора, Бенито и Флоро, они стражники сеньора, они охраняют вход в калитку. — Ну что ж, — Лавиния поправила шляпу, — попробуем сами. |
