Не исключено. В конце концов, он даже не представляет, что с ним сотворили. Иллидан запросто соврет, если ему это выгодно. Преображение началось, когда демона заперли внутри Ванделя при помощи татуировок; однако еще этим утром, когда эльф проснулся, чешуи не было. Похоже, демон, не в силах добраться до разума, стал менять его тело.

Вандель потер ладони, ощупал кончики пальцев. Ногти выросли, стали острее и плотнее, словно когти у гепарда.

Десны болели. Вандель ощупал зубы… так и есть, клыки увеличились.

На него напало глубокое отчаяние: он искал силы, чтобы истреблять демонов, а вместо этого сам становился одним из них. Одним из тех, кого ненавидел. Скоро, наверное, отправится убивать детей эльфов. Демон передал ему свой гнев, и Вандель теперь понимал противоестественную силу чудовища. Да кто он такой, что попытался забрать ее?

Лучше, пока не поздно, убить себя. Вандель сел на кровати и потянулся к столику: тут лежали его рунный кинжал и амулет, сделанный для погибшего сына. Что подумал бы Хариэль, застань он сейчас отца? Мальчик увидел бы только монстра, создание, которое скоро станет существом, убившим его.

Вандель принялся убеждать себя, что это не его мысли, что у него помутился рассудок. Что это, наверное, из-за татуировки.

«Нет, впервые за долгое время ты ясно видишь. Видишь себя настоящего. Пустой сосуд, позволивший обратить себя в то, что он ненавидит, в тщетной попытке отомстить. Иллидан безумец, и ты тоже безумен».

С этим не поспоришь. Вандель давно уже повредился рассудком и вот получил этому доказательства.

Теперь он возненавидел себя самого. Вандель схватил нож и проверил остроту на пальце: магия не позволила лезвию затупиться. Вандель ввел острие под одну из чешуек и сковырнул ее. Боль придала сил. Вандель все уберет, все; остановит обращение, как хирург, который останавливает гангрену, срезая загнившую плоть.

Вандель сковыривал и сковыривал чешуйки вместе с кожей. Лишь ощутив головокружение и слабость, он понял, что теряет слишком много крови. Что может умереть прямо тут, в келье.

В голове раздался смех. Выходит, демон не так уж и скован и уж точно не слаб. Он нападает исподволь, искажая мысли, играя с чувствами: заставляет Ванделя думать о самом мрачном, ненавидеть себя. От него не скроешь ничего, даже самое потаенное, – потому, что демон сам стал Ванделем.

Он резко выпрямился, и демон сразу умолк, будто осознав ошибку. Охотник, шатаясь, направился к выходу. Из-за крови босые ступни липли к полу. Молясь, чтобы дверь была не заперта, Вандель всем весом навалился на нее и чуть не выпал в коридор. Ноги подкашивались, и он шел, скользя пальцами по стенам.

– Еще один! – раздался чей-то крик. – Зовите Акаму!

Вандель потерял сознание.

Придя в себя, он ощутил присутствие магической силы. Ее токи принесли облегчение; порезы на теле покалывало, было почти что приятно. Кто-то склонился над Ванделем – кто-то, от кого пахло Сломленным. Его аура сияла, напитанная магией.

– Ты Акама? – хрипло спросил эльф.

– Да. А ты – Вандель. – Сломленный не спрашивал, он утверждал. – Ты явно впечатлил владыку Иллидана. Он лично просил приглядеть за тобой.

– Ты лекарь?

– Да. Всеми силами помогаю больным и раненым.

– А я болен или ранен?

– И то, и то… отчасти. Еще я чувствую в тебе присутствие чего-то мерзкого.

– Что бы это ни было, спасибо за помощь.

– На здоровье. Тебе, кстати, повезло, что стражи вовремя тебя нашли. За последние два дня ты пятый из рекрутов, кто пытался покончить с собой. Другие четверо не выжили.

– Я не пытался наложить на себя руки.

– Тогда как это назвать? Ты сам себя искромсал ножом.