|
Он разметал смешные барьеры, сдерживавшие мир изнутри одной лишь идеей барьера, — и мир разлетелся, как лоскуты разбросанного ветром тряпья. В тот последний миг, когда исчезал мир-тюрьма, созданный для единственного узника, смуглый человек с орлиным носом, черными, как смола, глазами и шрамом на щеке сказал, давая поглотить себя набегающей тени: — Спасибо тебе, брат, — и исчез вместе с очередным разрушающимся миром, впервые не им самим сокрушенным. Но Странник не услышал слов Джека. Ибо он перешагнул границы материального мира — он изменил идею самого себя, то, что принадлежит миру абстрактных сущностей. И изменился сам. \OUT-OF-LIFE • OPEN FILE 'DEADMAN.JAZZ' • DEADMAN — FILE IS PACKED. OPEN WITH ZIP/RAR/GRAVE? В начале марта, незадолго до того, как мы с Шелестом легли на дно, произошел этот эпизод, о котором пойдет речь ниже. Сама сцена была настолько тяжелой, что я небезуспешно пытался ее забыть; в результате остались лишь символы — символические видения, символические слова, символические слезы. ...Шелест шел, привычно раздвигая плечом невидящих людей; я поспевал за ним с трудом — еще не освоился с тем, что для окружающих я неотличим от пустого места. Меня всякий раз коробило, когда по мне проскальзывал очередной безразличный взгляд. Люди-привидения шли через толпу, незамеченные и неузнанные. Это были мы с Шелестом. — Куда ты меня ведешь? — спросил я в который раз и получил привычный ответ: «Увидишь». Мы шли по каким-то помещениям, где сновали люди; мы шли по коридорам с чистыми стенами и рядами пластмассовых сидений возле дверей, оснащенных табличками; это была городская больница. Шелест уверенно шагал, не теряясь в бесконечных переходах, а я спешил за ним, снедаемый смутной и мучительной догадкой. Наконец мы спустились в подвал, где было меньше народа и больше дверей, которые приходилось открывать, прислонив к электронному замку коробочку магнитного взломщика, оснащенного программой подбора кодов. За одной из дверей оказалась небольшая чистая палата с одной-единственной кроватью. У стены стояла аппаратура жизнеобеспечения; человек в больничном халате, лежащий на кровати, находился полностью во власти приборов, и с жизнью его связывало не больше, чем связывает опавший лист, зацепившийся за выступ коры, с породившим его деревом. На кровати лежала Виктория. В белом чепчике, под который были убраны волосы, с россыпью угрей на подурневшем, бледном и осунувшемся, но сохраняющем следы былой красоты лице. Ее руки лежали вдоль туловища, тонкие белые пальцы были неестественно ровно расположены поверх простыни. Рядом с головой стоял прибор, по экрану которого ползла нарушаемая редкими всплесками линия сердцебиения. — Она уже два года находится в коме, — сказал Шелест. — Хорошие врачи не берутся ее вывести, а другим я не доверяю. В этой больнице ее содержат на средства, которые я перевел анонимно с помощью Кэти. — Но... — пробормотал я, — но ведь я встречался с ней буквально месяц назад! Как же так?.. — Ты встречался в Иллюзионе. Ты же видел модули Омнисенса, которые способны взаимодействовать с Иллюзионом, включая в картину псевдореальности виртуальные предметы и персонажей так, что ты не замечаешь подмены. Ваши встречи проходили именно в таких модулях. — Она... Она живет в виртуальном пространстве? Шелест пожал плечами. — Существует. Не уверен, что мне удалось захватить ее сознание или хотя бы часть его, но если так, то она живет там. Возможно даже, что она нашла себе занятие по вкусу. |
