— Барышня дома… — лукаво говорила Агаша, стаскивая шубу с гостя.

— Ага… — ответил Сажин и сунул бойкой девушке кредитку.

Анна Ивановна сильно смутилась и вышла к гостю с серьезным лицом, но он, кажется, не хотел замечать настроения молодой хозяйки и прошел из залы без приглашения прямо в гостиную, как свой человек в доме.

— А я, знаете, зашел отдохнуть к вам, Анна Ивановна, — рассеянно объяснял Сажин, перекладывая свою шапку на третье место, — устал… одним словом, я начинаю стариться и хандрю, как все старики.

— Может быть, случилось что-нибудь?

— Нет, ничего особенного… Просто устал! Знаете, на всякого нападают такие моменты бессилия, а тут еще эта война мышей и лягушек… В самом деле, что за удовольствие вести препирательства и сражаться с какими-то волостными писарями, кабатчиками и вообще головоногими!..

— Да, но ведь вы работаете не для этих людей, а для известного дела… — нерешительно заметила Анна Ивановна, чтобы сказать что-нибудь.

Этот неожиданный визит поставил девушку в самое неловкое положение, и она начинала сердиться, что Сажин не хочет это понять. Что подумает Марфа Петровна, когда вернется из молельни?.. Анна Ивановна чутко прислушивалась к каждому шороху и вперед переживала неприятное объяснение с матерью. В окна смотрело уже апрельское солнце, где-то трещали неугомонные канарейки; в отворенной двери показалась пестрая кошка, посмотрела большими зелеными глазами на гостя и на хозяйку, облизала рот и ушла назад.

— Как у вас славно в этих комнатах, — говорил Сажин, оглядывая обстановку, точно был здесь в первый раз: — мне они напоминают детство, когда отец таскал меня по молельням… У вас и воздух какой-то церковный… Виноват, я не ответил на ваш вопрос. Дело — хорошая вещь в принципе, только на практике оно распадается на разных Петров Ивановичей и Иванов Петровичей, сильных уже простой численностью. Извольте карабкаться и перелезать через этот тын!.. А тут еще приходится считаться с микроскопическими самолюбиями, желанием непременно отстоять свое мнение и разными другими каверзами. Помните, Гейне сказал, что самая ужасная из всех войн — это война с клопом?.. Лично я меньше всего желаю разыгрывать роль какого-то героя, но согласитесь, что эта мелюзга отравит жизнь кому угодно… Вы мне позволите закурить сигару?..

— Пожалуйста…

— А что ваша маленькая правда? — уже с улыбкой спрашивал Сажин, пуская струйку синего дыма.

В своих разговорах с Анной Ивановной он часто возвращался к этой теме и незаметно входил в подробности ее жизни. Его все интересовало, но, вместе с тем, это любопытство было проникнуто такой задушевностью и простотой, точно он говорил с сестрой, встретившись после долгой разлуки. Иногда он давал советы, иногда возмущался домашней политикой Марфы Петровны и даже предлагал переговорить с ней, что так жить нельзя и что теперь совсем другие условия. Сейчас, по выражению лица Сажина, Анна Ивановна видела, что ему хочется заговорить именно на эту тему и что он не решается. Между ними уже установилась известная тонкость понимания, которая не требовала слов.

Когда Сажин ушел, Анна Ивановна пошла в свою комнату и, отворяя дверь гостиной, кого-то больно ударила половинкой по голове: это была Марфа Петровна, в одних чулках подслушивавшая у двери.

— Мама, разве вы были дома? — удивилась Анна Ивановна:- отчего вы не вышли к Павлу Васильевичу?

— Ладно, ладно… Не твое дело мать учить. Чуть было глаз не вышибла.

— Я просто не могу понять, мама, как ваша голова очутилась у самой ручки?

— Убирайся!.