|
Сажин ответил молчаливым поклоном и только пробарабанил по ручке кресла какой-то лихорадочный марш. Анна Ивановна с недоумением смотрела на них и чувствовала себя в самом глупом положении. Генеральша заметно старалась подавить свое волнение, и на щеках у нее румянец выступил пятнами. Она болтала и смеялась, делая вид, что не замечает молчавшего Сажина, который то вытягивал свои длинные ноги, то подбирал их и как-то глупо смотрел в сторону, где у садовой стены уже с час серый котенок сторожил воробья. Среди разговора генеральша как-то бегло вглядывалась в выражение лица Анны Ивановны и несколько раз ударила маленьким хлыстом по валику диванчика.
— До свидания, Анна Ивановна! — неожиданно проговорил Сажин, поднимаясь с места. — Куда же это вы, Павел Васильевич? — Извините… мне некогда! — Зачем вы его удерживаете, крошка? — с улыбкой заметила Софья Сергеевна, не отвечая на поклон Сажина. — Разве вы не видите, что он бежит? Ха-ха-ха! Да… наш великий человек бежит. — Я не понимаю, Софья Сергеевна, что все это значит? — спрашивала Анна Ивановна, с трудом переводя дух. Генеральша провожала глазами уходившего Сажина и только чуть заметно покачивала своей головкой, точно каждый сажинский шаг отдавался в ее сердце. Наступила неловкая пауза. Потом генеральша обняла Анну Ивановну за талию и ласково повела с террасы в сад. Она задыхалась, и прежний румянец сменился смертельной бледностью. Агаша собрала перемытую посуду на поднос и с сердитым лицом потащила все в комнаты: ей было жаль Сажина, который дарил ей деньги, когда был в духе. — Что такое случилось? — спрашивала Анна Ивановна, предчувствуя беду. — Да… он бежал! — повторяла Софья Сергеевна, как во сне, не отвечая на вопрос. — Великий человек бежал! Анненька, вы его любите? — неожиданно, как-то в упор, спросила она, останавливаясь. — Впрочем, к чему такой вопрос? Ваши глаза, голубчик, отвечают за вас!.. Нет, все это слишком гадко, чтобы напрасно смущать вашу чистую душу. Будет… довольно! Голос маленькой генеральши дрогнул, и она быстро закрыла свое лицо платком. Другой рукой она бессильно схватилась за грудь, точно хотела удержать рвавшиеся слезы. — Вот здесь его письма… — бормотала она, путаясь рукой в складках амазонки. — Прочтите. Может быть, это откроет вам глаза на то, что мы, женщины, узнаем слишком поздно. В руках Анны Ивановны очутилась целая связка смятых писем, по которым она сейчас же узнала сажинский почерк. Да, это были его письма, полные любви и желаний, еще не успевшие остыть от согревавшего их безумного огня. «Моя маленькая фея»… «хорошенький ребенок»… «крошка Зося»… — вот эпитеты, которые зарябили теперь в глазах Анны Ивановны, точно она-читала свой смертный приговор. — Я верю вам, Софья Сергеевна… и благодарю… — прошептала девушка, возвращая недочитанные письма и напрасно стараясь овладеть собой. — Да… это был сон… страшный сон! Вы меня спасли от последней, непоправимой ошибки. Генеральша рыдала, закрыв лицо обеими руками и тяжело вздрагивая всем маленьким телом. Потом она начала ломать руки и, бросив хлыст в траву, в ужасе проговорила: — Я не должна была этого делать… не должна! Все равно, прошлого не воротишь, а зачем я разбила ваше счастье? Он не злой человек и, повидимому, любит вас. Голубчик, позабудьте все, что я говорила, а эти проклятые письма… — Софья Сергеевна! Предоставьте это моей совести! — Нет, нет!.. Это — вычитанная фраза!.. Жизнь полна ошибок, и нужно уметь жертвовать собой! Я не выдержала характера до конца… потом это бегство! Не правда ли, как он возмутительно держал себя сегодня? В пылу охватившего ее раскаяния, генеральша целовала руки Анны Ивановны и даже сделала попытку опуститься перед ней на колени. |
