— Да. А кто остался?

— А вот кто присутствовал активно, тот и остался.

— Не уверен!

— И футуристы, и Есенин с имажинистами, и многие иные устраивали, как сейчас это называется, движуху, шумели и скандалили…

— Из имажинистов остался, к сожалению, только Есенин — и не имажинистскими стихами, между прочим.

— Хорошо, а кто остался?

— Ходасевич. Величайший поэт XX века. Пожалуй, что самый великий русский поэт XX века.

— Вернемся к нашим временам. Многие поэты, которые активно организуют шум вокруг себя, сетуют на отсутствие литературной критики. Это так?

— Это так, но в Серебряном веке и в Золотом веке поэты писали друг про друга, это обязательно присутствовало. В поэтическое дело входит разбор сочинений соседствующих с тобою поэтов. Пушкин писал про Дельвига и Баратынского. Блок, Белый, Брюсов — все писали друг о друге.

А сейчас… Почему поэты должны ждать, что про них кто-то напишет?

— А может, они вообще мало друг друга читают?

— У меня ощущение, что они выступают вместе, пьют вместе, а читать друг друга — не читают, не слышат друг

друга.

. . .А я читаю, но не высказываюсь.

— А кто ругал книгу Дмитрия Быкова «Пастернак»?

— Это не я. Это мой однофамилец Григорий Амелин. Ученик Лотмана, литературовед. Я его никогда не видел. Мы иногда созваниваемся, но лично не встречались ни разу.

— О, я ошибся. Мои извинения. А как тогда ты, другой Амелин, относишься к Быкову?

— Ну… как сказать… Трудный вопрос. Я считаю Быкова очень талантливым человеком.

— Хорошее начало.

— Очень талантливым человеком, пожалуй, во всех областях. Но он немножко… безмерен.

— «Немножко безмерен» — это хорошо сказано. Дмитрий Львович сам пишет: «Избыточность — мой самый тяжкий грех».

— Да, у него отсутствует чувство меры во всех его ипостасях. Но он дико талантливый, я снимаю пред ним сразу десять шляп.

— В каких, на твой взгляд, «толстых» журналах печатают самую крепкую поэзию? В каком «толстом» журнале, открывая поэтическую подборку, точно не ошибешься?

— Ошибешься везде…

Была хорошая идея — делать гипержурнал, даже название я помню: «Три толстяка» , — то есть три толстых журнала, из которых делают дайджест. Вот это было бы хорошо! Но поговорили, поговорили — и похоронили. А это можно было бы на глянец вывести. И публиковать не пять подборок стихов, а две. Знаешь, как иногда бывает: восемнадцать стихов сразу! Такая вот подборка — в километр! Это нельзя прочесть. Человек не может прочесть столько. А надо — войти и выйти: пять стихотворений.

Я считаю, что, конечно, «Новый мир» и «Знамя» — два журнала, из которых можно раз в месяц почерпнуть что-то.

Даже в «Октябре» можно что-то найти. Там просто отдела поэзии нет.

— Какие самые главные проблемы у современного литератора?

— Экономические.

— Поэту не платят?

— Поэту не платят и не будут платить.

— Говорят, что таким образом отсеиваются графоманы, а остаются только влюбленные в поэзию люди.

— Ну как… «графоманы»… В Америке эта проблема решена следующим образом: там существует место «писателя при университете» — и это, в основном, поэты, которых вот таким образом пристроили к делу.

— Сложно себе представить Есенина «при университете». Вот Брюсов отлично бы смотрелся, Гумилев бы некоторое время получал от этого удовольствие, Блок несколько раз бы заглянул… в аудиторию.