—   Пусть назовет имя. Кто их послал.

—  Законный вопрос, — повернулся к мордасто­му тяжеловесу Хрипко Золотов и перевел взгляд на Нелюбина. — А разве вы, Павел Петрович, еще не поняли?

Но Нелюбин повторил:

—  Пусть скажет имя!

—  Говорите, Хрипко! — приказал Золотое, и Хрипко произнес:

—  Адмирал.

И он, кажется, не успел еще договорить это слово, как Александр Борисович быстро вытащил фотографию из-под стопки листов-формуляров.

—  Вы имеете в виду вот этого человека? Его вы называете Адмиралом?

—  Ну да, его. Это он, Адмирал...

—  Вы не ошибаетесь? Тогда попрошу назвать его полное имя, — уточнил Золотов.

—  Это Клемешев Геннадий Петрович, — глухо сказал Хрипко.

Турецкий быстро перевел глаза на Нелюбина. Тот, сильно подавшись вперед, с какой-то жуткой, окаменевшей улыбкой смотрел на фотографию, ле­жавшую на столе.

—  Повторяю, Нелюбин, — громко и отчетливо сказал Золотов, — гражданам Хрипко, Шкварину и Петрову вас «заказал», то есть поручил убить, хоро­шо вам знакомый Клемешев Геннадий Петрович, он же Юрасов Сергей.

—   Так, значит, вы... — прошелестели серые губы Нелюбина, — значит, вы...

—   Да, Нелюбин, — сказал Турецкий, — мы смогли сделать это. А посему мой вам совет — рас­сказать нам все о человеке, который и бровью не повел, приговорив вас к смерти. Да очнитесь вы, Нелюбин! У вас же такая голова!

—   Да какая разница? — сказал Нелюбин. — Все равно мне «вышка». Без вариантов. Слишком много всего.

—  Скорее всего, именно так, — кивнул Турец­кий и жестом руки приказал конвоирам увести троих, которые были больше не нужны. И когда те скрылись за дверью, продолжил: — Действительно, много, непомерно много всего... Вы небось уж и сами со счету сбились, сколько жизней на вас... Но ведь знаете, какая теперь жизнь — все может быть.

У нас уже мораторий на смертную казнь. Вот-вот она совсем должна быть отменена. Или Президент вдруг возьмет да и помилует вас. А ведь тут... чечен­цы... Вы же видели сегодня подследственного Иссу Арсланова. И ведь он не один... И у них к вам, я думаю, много счетов... Я не пугаю, но такова объек­тивная реальность.

—  Что вам надо? — спросил Нелюбин.

—  Мне нужен Клемешев-Юрасов, — сказал Ту­рецкий. — Весь, с головы до пят. Все, что вы знаете о нем, от начала и до конца. Думаю, вряд ли есть смысл хранить тайны человека, который только по чистой случайности не вывел вас в распыл.

—   Ладно, — сказал Нелюбин. — Ваша правда. Давайте записывайте... пусть и он получит свое. Видно, пора...

<style name="22">87</style>

Допрос Нелюбина завершился около пяти часов вечера, и Турецкий чувствовал ту радость победы, которая была самым нужным и самым дорогим в его работе. Теперь он знал о Клемешеве уже все.

Нелюбин не стал щадить ни себя, ни того, с кем был связан столько лет, еще с афганских времен, и с кем после, когда они снова встретились здесь, на степногорской земле, продолжил то, что было нача­то еще там, в середине восьмидесятых.

Нелюбина препроводили в камеру под усилен­ный надзор, а Турецкий выбрался наконец на улицу из душного кабинета и широко вздохнул, глядя на город, на реку.

Он был спокоен. Он знал, что Клемешев нахо­дится под неусыпным наблюдением, что его посто­янно держат в поле зрения и люди Коренева, и люди Грязнова.