Ивонн, решила про себя Имоджин, и вполовину не так опасна, как Кейбл. Своему успеху в качестве модели она была обязана впечатляющей стандартности своих черт: глаза фарфоровой китайской синевы, волнистые рыжие волосы, ямочки на щеках. Для мужа-домоседа она непременно должна была держать наготове самый сливочный маргарин, самое свежевыстиранное белье и вечнокипящее горячее молоко. На ней был серый брючный костюм, безупречно белая блузка и кружевной лифчик тридцатого размера на колышущейся груди.
— Вы, должно быть, Матт, — сказала она, сверкнув зубами Ники. — Кейбл так много мне про вас рассказывала, но никогда не говорила, что у вас такая превосходная внешность.
Кейбл была несколько раздосадована.
— Это Ники Бересфорд, — сказала она резко.
— Ну, конечно, — хихикнула Ивонн. — Как глупо с моей стороны. Я видела вас в Уимблдоне.
— Это Матт, — сказала Кейбл.
— О, — произнесла Ивонн, посмотрев на Матта довольно подозрительно, — Ужасно рада познакомиться. Это мой Джамбо.
У Джеймса Эджуорта были пухлые розовые щеки и курчавые волосы, как у тех херувимов, что раздувают ветер в углу старинных географических карт. Он был небольшого роста, округл, на голове — кепка яхтсмена. Весь его вид выражал прилежное ожидание.
— Выпьем, — предложил Ники.
— Мне томатный сок, — сказала Ивонн.
— Жаль не воспользоваться беспошлинными ценами, — сказал Ники, бросив на нее свой выразительный мужской взгляд.
— Ну раз уж вы мне выкручиваете руки, я соглашусь на «Бэбичем», — уступила ему Ивонн.
Остальные заказали по двойной порции коньяка.
— Прекрасно, мы проводим матч на чужом поле, — пошутил Джеймс Эджуорт.
— Сколько бикини ты взяла с собой, Кейбл? — спросила Ивонн.
Ники решил поменять на франки английские деньги, спрятанные у него за подкладкой сумки с аптечкой.
— Тебе понадобится эта аптечка, когда узнаешь курс обмена, — сказал Матт.
Два хихикающих подростка несмело подрулили к Ники:
— Не могли бы мы получить ваш автограф?
Все присутствующие пялили на них глаза. Неудивительно, подумала Имоджин, они самая шумная и заметная компания на всем пароме. Она надеялась, что не окажется среди них на положении бедной родственницы.
— Смотрите, — радостно объявил Джеймс, — ветер усиливается.
Выйдя из гавани, паром начал становиться на дыбы, как необъезженный конь. Через каждые пять минут окна заливало разгневанной серой водой. У Имоджин стало подводить желудок. Она заметила, что все кресла в баре привинчены к полу. Справа от нее Джеймс, Кейбл и Ники обсуждали людей, которых она не знала, и она стала лениво прислушиваться к тому, как Ивонн старается разговорить Матта.
— Вы ведь пишете для газет? Знаете, забавно: в школе у меня совсем неплохо шел английский. Все говорили, что мне надо попробовать писать.
— Было бы трагично, если бы мир моделей лишился вас, — сухо заметил Матт.
Имоджин сдержала улыбку.
— Именно это я тогда и подумала, — призналась Ивонн. — Теперь я пишу речи для Джамбо.
— Речи?
— А вы не знали? — она обнажила зубы на манер волка из «Красной Шапочки». — Джеймс перспективный кандидат в парламент. Теперь он страшно занят, но если вы его хорошенько попросите, я уверена, он выкроит время, чтобы дать интервью для вашей газеты.
— Буду это иметь в виду, — сказан Матт.
— Знаете, — продолжала Ивонн, — я думаю, в ваших статьях есть… как бы сказать… преувеличения. |