Вино разливалось в изобилии. Даже Ивонн выглядела повеселевшей и неожиданно обратилась к Матту, изобразив свою улыбку волка из «Красной Шапочки»:
— Может быть, вам с Кейбл самое время назвать день?
Все примолкли. Матт в упор посмотрел на Ивонн и спросил:
— Какой день?
Она игриво погрозила ему пальцем.
— Не притворяйся. Вы с Кейбл встречаетесь вот уже скоро два года. Я про то, что пора сделать из нее порядочную женщину.
Кейбл покраснела от гнева.
— Это не твое собачье дело, Ивонн.
— Дорогая, я ведь для твоей же пользы.
Матт взял Кейбл за руку и пожал ее. Потом обернулся к Ивонн и тихо сказал:
— Позволь прямо сказать тебе три вещи. Во-первых, я очень близко к сердцу принимаю «пользу» Кейбл. Во-вторых, я с ней согласен, что это не твое собачье дело. И в-третьих, у тебя на подбородке масло.
Сначала настало гробовое молчание, а потом взрыв общего хохота. Не засмеялась только Ивонн, которая от злости стала красной, как ее волосы.
Ники зевнул.
— Бог мой, я так устал, что мог бы заснуть на бельевой веревке.
Матт нежно потрепал Кейбл по щеке.
— Думаю, надо пораньше в постель, ты как, дорогая?
Она благодарно кивнула. Он хороший человек, подумала Имоджин, действительно, хороший. Она почувствовала, что ей становится не по себе. Может быть, не стоило есть этот суп с чесноком. Ники глазел на величественную блондинку за соседним столом.
— Не забудь лечь на правильной стороне постели, — насмешливо сказала Кейбл, когда Имоджин взбиралась по лестнице, направляясь к себе в номер. Ей становилось все хуже и хуже. Она посмотрела на себя в зеркало: белое лицо, белое тело. Толстая, белая женщина, которую никто не любит, с досадой подумала она про себя, надев ночную сорочку и забравшись в постель.
В дверь постучали. Это был Ники в фиолетовом халате на голом теле. Черные кудри, на груди золотые медальоны, запах лосьона после бритья смешивался со сладким ароматом дезодоранта. У Имоджин зашлось сердце. Она никогда не видела такого красивого мужчину. Только бы он не ходил вокруг да около.
— Привет, дорогая, — хрипло сказал он, садясь на постель. — Слава Богу, мы наконец вдвоем. Я не мог спать прошлой ночью, все про тебя думал.
«Или про котов и часы», — подумала Имоджин. Он уже целовал ее, и его руки начали скользить по ее телу. Он забрался кончиком языка ей в ухо, и она, не сумев вспомнить, мыла ли уши этим утром, вывернулась, симулируя неконтролируемую страсть.
— В тихом омуте черти водятся, — засмеялся Ники.
На нее волнами накатывала тошнота.
— Слушай, сними эту дурацкую ночную сорочку.
— Ники, мне плохо, — сказала она и, вскочив с кровати, кинулась к биде.
— Здесь тебе не может быть плохо, — в ужасе сказал Ники.
— Не может? — сказала она, и ее вырвало.
Всю ночь она носилась по коридору к адской черной дыре туалета.
Ники, не добившись своего и на этот раз, вернулся к себе в номер в отвратительном настроении.
Глава девятая
На следующее утро бледная и ослабевшая Имоджин, шатаясь, побрела на пляж. Море было голубым и сверкающим, золотой песок горячим. На полмили вдоль берега плотными рядами выстроились зонты. На каждый акр песка приходилось по несколько сот распростертых тел, которые смазывали себя маслом и поворачивались, как цыплята на вертеле.
К своему ужасу, Имоджин увидела, что почти все были в купальниках без верха. На Кейбл, такой же загорелой, как и все прочие, трусики были в половину самого узкого бикини — два треугольника шафранового цвета на шнурке. |