А еще я снова много рисую – как интерьеры моего японского домика, так и окрестные пейзажи, которые значительно более живописны, чем та местность, что окружала нас на островах Эллиота. Так как из-за своей службы мой Александр Владимирович не может постоянно сопровождать меня во время прогулок с мольбертом, он выделяет мне сопровождение из своих солдат морской пехоты. Иногда это бойцы из старого, как он говорит, состава (то есть те, кто вместе с ним пришел к нам из будущего), а иногда и мои современники. Беседуя с первыми, я познаю Россию будущего, ведь она не исчерпывается такими людьми, как Павел Павлович, Дарья Михайловна и мой Александр Владимирович; а разговаривая со вторыми, я узнаю свою Российскую империю такой, какой она видится простым солдатам и матросам. С новой стороны узнаю я и своего будущего мужа – солдаты много рассказывают о своем командире, о его силе, ловкости и, самое главное, о том, что он болезненно честен и справедлив, и никогда никого не наказывает без самого тщательного разбирательства.

Потом, когда я стану императрицей, все это мне очень сильно пригодится, но я уже понимаю, какой титанический труд собираюсь взвалить на свои плечи. Но другого выхода просто нет – мы или победим, или снова будут великие бедствия, и Российская империя опять прекратит свое существование в этом мире…

* * *

22 июня 1904 года, за час до полудня. Царское Село, Александровский дворец.

Капитан первого ранга Иванов Михаил Васильевич.

Сегодня Николай попросил меня присутствовать во время его разговора с британским послом, который напросился на аудиенцию у русского монарха, несмотря на пелену траура, опустившуюся над Царским Селом. Хотя в последнее время я стал замечать, что эмоциональное состояние Николая выравнивается и он все чаще скорее имитирует траурные настроения, чем безудержно скорбит по безвременно усопшей супруге. Такое впечатление, что теперь для него этот траур стал способом избегать докучливых посещений разного рода дальних и ближних родственников, министров, дипломатов и прочих нежелательных лиц, по разным причинам вхожих в царское окружение.

Особо суетился небезызвестный Сергей Юльевич Витте – некогда всесильный министр финансов, а сейчас задвинутый на ничего не значащую должность Председателя Комитета Министров. До первой русской революции всеми делами Николай предпочитал рулить сам, и старший над министрами нужен был ему только до галочки и по привычке, ибо сия должность была заведена еще царем Александром Первым, в далеком 1802 году. Вот и господин Витте решил, что раз уж у царя траур и он как бы не в себе, то все дела пойдут через него. А вот фиг ему поперек бородатой рожи. Все дела шли своим чередом, и если что-то было не так, Николай не устраивал своему министру нахлобучку, а отправлял ему короткую записочку.

Манкировать царскими поручениями, как прежде, было чревато для здоровья и карьеры. Царские поручения, все до единого, находились на контроле в СИБ, и в случае их неисполнения в срок к проштрафившемуся министру являлся безукоризненно вежливый следователь в отглаженном мундире и осведомлялся: «а в чем, собственно, дело?». А за следователем уже маячила Петропавловка, военно-полевой суд по сокращенной процедуре и этап на Сахалин. Места в этой системе Сергею Юльевичу уже не было, но вот вопрос его отставки или чего похлеще отодвигался на начало нового царствования, где новая метла под корень выметет весь залежавшийся мусор.