Она чем-то напоминала старую добрую пятерку «Жигулей», только если бы ее собирали с нежной педантичностью немцы, а потом отправили своим ходом из Владивостока в Москву. В общем, машина явно могла бы быть неплохого качества, но жизнь и стремление снизить себестоимость ее не пощадили.

А еще в этом мире такси были не цыплячьего, а приятного зеленого цвета. По бокам шли полосы шашечек, и шашечки же были на световом коробе на крышах автомобилей. Горит зеленая люстра — машина свободная, погашена — заказ взят.

— Куда едем? — спросил таксист, приятно удивив меня чистой русской речью.

— Пересечение Страстного бульвара и Тверской, — скомандовал Юсупов, и машина сорвалась с места.

Кажется, во всех мирах всех эпох для таксистов время — деньги, и наш извозчик исключением не был. Он мчался так, словно за ним несется императорская гвардия, пролетая на розовые сигналы светофора, поворачивая не со своих рядов и маневрируя по дороге так часто, как это не было нужно.

Будь я более трезв, я бы наверняка пристегнулся и начал бы горячо молиться за спасение своей души. Но мы с Юсуповым были в состоянии приятной лихой веселости, так что попросили водилу сделать музыку погромче и жать на гашетку поусерднее.

Пролетая по ночным улицам города, я подумал о том, что если отстраниться от машины и спутников, то можно даже представить, будто я все еще живу в своей реальности, потому как внешних различий в центрах городов было не так чтобы и много.

Однако это не меняло того факта, что многие дома и даже земли в городе были в частном владении. В большинстве своем — у аристократов, в меньшинстве — у купцов и промышленников. Здесь возникали некоторые сложности с обслуживанием пограничных территорий, поскольку частники, как правило, за своими владениями старались следить пристально, а вот муниципальная недвижимость и коммуникации в зависимости от района могли иметь состояние разной степени изношенности.

Например, Страстной бульвар был городским, а многие дома вдоль него принадлежали роду Нарышкиных. Бояре частенько за свой счет облагораживали улицу, ремонтировали трубы, перепрокидывали провода и меняли в фонарях лампочки, за что бульвар в народе частенько именовали Нарышкинским. И видя прекрасный, ухоженный сквер, разбитый между встречными полосами дорожного полотна, я был склонен согласиться с народной мудростью — бульвар действительно Нарышкинский.

Тем больше меня удивило, что пункт нашего назначения расположен где-то здесь.

— Тормозни-ка тут, — скомандовал Юсупов, похлопав таксиста по плечу.

Мужик был опытный, так что тачка пьяно вильнула, подрезав две полосы, и, истерично взвизгнув, остановилась у тротуара. Как мы с княжичем от такого маневра лбами не вышибли лобовуху, осталось загадкой.

— Благодарствую, — Алмаз сунул водителю купюру, раза в два превышающую значение на таксометре, и мы выбрались из машины.

Ночная Москва весело гудела, витрины призывно сияли, окна ресторанов манили, рев проносящихся мимо дорогих авто будоражил. Молодость и горючий спирт в крови действовали как адреналин. Душа и тело жаждали активных действий. Желательно веселых приключений на свой филей.

Собственно, именно за ними, за приключениями, мы и отправлялись.

Юсупов уверенно шел по улице: от Страстного бульвара мы свернули на Тверскую и отправились вниз, в сторону Кремля. Я уже грешным делом подумал, что цель нашего путешествия располагается где-нибудь под Арсенальной башней, но княжич довольно быстро свернул с Тверской в один из переулков.