Ночь, на которую остекленевшими глазами смотрел Тьюс, была ни на что не похожа. Бесчисленные огни горели на обширной равнине. Поблизости он видел столб, на котором будет повешен. Дальше рядами стояли столбы в пяти футах друг от друга, а между ними площадки для костров.

Осужденные уже стояли у столбов, со связанными руками и ногами, с веревкой на шее. Тьюс ясно видел только передний ряд. Первая линия жертв офицеры, все они стояли спокойно. Некоторые разговаривали друг с другом, но когда привели Тьюса, разговоры прекратились.

Никогда в жизни не видел Тьюс столько ужаса на лицах. Слышались крики, стоны отчаяния. Тьюс не ожидал, что его узнают. Трехдневная борода и ночные тени делали это трудным. Никто ничего не сказал, когда он поднялся на эшафот. Бледному и неподвижному, ему надели на шею петлю. В свое время Тьюс приказал повесить немало людей. Совсем другое ощущение — быть жертвой, а не судьей.

Гнев, охвативший его, был основан на том, что он понимал: он не оказался бы в таком положении, если бы действительно против него готовился заговор. Напротив, он рассчитывал на то, что Джеррин своими войсками будет удерживать врага, а он с тремя легионами отберет власть у Джеррина.

В глубине души он верил в честность Джеррина. Он хотел унизить его, свести к нулю заслуженные почести для молодого человека, с которым не желал делить власть. Отчаянная ярость Тьюса выросла из сознания, что Джеррин никогда не устраивал против него заговоров. И тут, случайно посмотрев вниз, Тьюс увидел у эшафота в группе венерианских руководителей Клэйна.

Шок был слишком велик, чтобы все понять сразу. Тьюс глядел на стройного молодого человека, и перед ним постепенно вырисовывалась вся картина. Между Джеррином и венерианцами было заключено предательское соглашение. Тьюс видел, что мутант в одежде храмового ученого и в руках держит четырехфутовый металлический «огненный стержень». Всплыло воспоминание. Он забыл о благословении в небе. Тьюс поднял голову, но чернота была непроницаема. Если корабль с гондолой находился вверху, он был частью ночи, невидимый и недосягаемый.

Тьюс снова взглянул на мутанта и собрался уже заговорить, но прежде чем он смог это сделать, Клэйн сказал:

— Ваше превосходительство, не будем тратить время на взаимные обвинения. Ваша смерть возобновит гражданскую войну в Линне. Мы меньше всего хотим этого и докажем сегодня ночью, вопреки всем вашим подозрениям.

Тьюс теперь овладел собой. Он быстро обдумывал шансы на спасение. Их не было. Если космические корабли попытаются высадить войска, венерианцам нужно только подтянуть веревки и повесить связанных, а потом их огромная армия будет сдерживать атаки. Это единственный возможный маневр, и поскольку он не может удаться, следовательно, слова Клэйна — ложь.

Мысли Тьюса были внезапно прерваны: венерианский император, человек лет пятидесяти, с угрюмым лицом, взбирался на платформу. Несколько минут стоял он, пока тишина постепенно не охватила всю огромную толпу. Потом подошел к мегафонам и заговорил на общем языке Венеры.

— Друзья венериане, в эту ночь мщения за все преступления, совершенные против нас империей Линна, здесь присутствует агент главнокомандующего армии нашего подлого врага. Он явился к нам с предложением, и я хочу, чтобы он вышел сюда и рассказал вам о нем. И вы рассмеетесь ему в лицо, как это сделал я.

Во тьме послышались крики:

— Повесить его! Повесить его тоже!

Тьюс был потрясен этим яростным криком, но в то же время вынужден был восхититься хитростью венерианского вождя. Это был человек, последователи которого, должно быть, не раз сомневались в его способности к борьбе. У него было упрямое лицо обеспокоенного полководца, ожидающего резкой критики. Какая возможность для него приобрести популярность!

Клэйн поднимался по ступеням.