За поясом у евроазиата был тяжелый автоматический пистолет, но Джиму он улыбнулся так обворожительно, как будто они были старые друзья, которых лишь военные невзгоды заставили надолго разлучиться.

– Эй, парень… ты как себя чувствуешь? – Он оценил его обтрепанную рубашку и шорты, его босые ноги, изъязвленные и сплошь покрытые грязью. – Концлагерь Лунхуа? Должно быть, несладко тебе пришлось.

Джим невозмутимо смотрел на евроазиата. Этот человек улыбался, но глаза у него были холодные. По‑английски он говорил с сильным американским акцентом, но акцент у него звучал натянуто, и Джим подумал, что, вероятнее всего, евроазиат нахватался, пока допрашивал экипажи сбитых американских самолетов. На нем были часы из хромированной стали, а пистолет был точно такой же, какие добывали японцы в Лунхуа со сбитых «сверхкрепостей». Идущая со стадиона вонь заставляла его беспокойно раздувать широкие ноздри и отвлекала от созерцания трибун. В туннеле показалась британская чета, и евроазиат посторонился, чтобы пропустить их обратно на стадион.

– Да у вас тут целое хозяйство, – задумчиво сказал он. – Что, мамка с папкой тоже туг? Вид у тебя такой, что ты, наверно, в момент схавал бы пару мешков риса, а? Слушай, парень, ты тут поспрашивай у своих, может, у кого есть браслеты, кольца обручальные, цепочки. А я бы с тобой поделился.

– Война кончилась?

Глаза у евроазиата мигом нырнули куда‑то вниз и в сторону, как будто на него нашло секундное помрачение рассудка. Но он тут же собрался и ответил Джиму самой что ни на есть искренней улыбкой.

– Ну уж в этом‑то ты можешь не сомневаться. Того и гляди весь американский военно‑морской флот встанет на прикол возле Дамбы. – Вид у Джима явно был не слишком доверчивый, и евроазиат тут же пояснил: – Парень, они теперь сбрасывают атомные бомбы. Дядя Сэм уронил по кусочку солнца на Нагасаки и на Хиросиму, миллион человек убитыми. Одна такая офигенная вспышка…

– Я ее видел.

– Видел?… Что, все небо осветила, да? Очень может быть. В голосе у евроазиата звучало сомнение, но он, наконец, оторвал глаза от бывшей японской добычи и внимательно посмотрел на Джима. Несмотря на всю свою непринужденность, он был очень неуверен в себе, как будто знал, что ожидаемый в ближайшем будущем военно‑морской флот США с большим сомнением отнесется к его проамериканским взглядам. Он с опаской покосился на небо.

– Атомные бомбы… хреново приходится всем этим япошкам, но тебе зато счастье, парень. И мамке с папкой твоим тоже.

Джим взвешивал про себя полученную информацию, а евроазиат тем временем подошел к бетонной урне у входа в туннель и принялся в ней копаться.

– Так война действительно кончилась?

– Да, все, кранты, кончилась, мы все теперь большие друзья. Император только что объявил о капитуляции.

– А где тогда американцы?

– На подходе, парень, на подходе. Они и досюда доберутся со своими атомными бомбами.

– Белый свет?

– В самую точку, парень. Атомная бомба, сверхоружие Соединенных Штатов. Ты, наверное, видел ту, что сбросили на Нагасаки.

– Да, я видел атомную бомбу. А что случилось с доктором Рэнсомом? – Евроазиат явно не понял, о чем речь, и Джим добавил: – И с теми, кто ушел отсюда, пешком?

– Плохие новости, парень. – Евроазиат затряс головой, как будто искренне сожалел о некой незначительной, но досадной оплошности. – Сам понимаешь, американские бомбежки, еще болезни какие‑то.