Тебя я люблю, потому что у тебя душа корейца.
Сильного, смелого, благородного и мудрого корейца, который приведет комнату в порядок и избавит меня от этих бабуинов. Римо привел комнату в порядок.
Он сложил тела гангстеров в бельевую тележку. Сорвав с кровати простыни, он прикрыл ими трупы и вытолкнул тележку в коридор.
В конце коридора находилось отверстие трубопровода, ведущего в прачечную. Римо опрокинул в него тележку, и трупы вперемешку с простынями заскользили вниз по желобу. Подождав немного, Римо услышал далеко внизу глухой шум удара. Если прачечная работает так же хорошо, как и все остальные службы «Палаццо отеля», то тела найдут не раньше, чем через неделю. Римо втолкнул тележку в чулан для метел и направился назад в номер, насвистывая и прекрасно себя чувствуя. События последних нескольких минут, казалось, вернули Чиуна к жизни, и это стоило затраченных усилий.
Чиун ожидал его в номере. Жестом велев Римо сесть на диван, он опустился на пол, глядя на Римо снизу вверх.
– Ты беспокоился обо мне? – спросил он.
– Да, папочка, – сказал Римо. Врать не было никакого смысла, Чиун всегда распознавал ложь. – Мне казалось, что ты… что ты потерял интерес к жизни.
– И ты беспокоился?
– Да. Я беспокоился.
– Прости меня, если я заставил тебя беспокоиться, – сказал Чиун. – Римо, вот уже пятьдесят лет, как я являюсь Мастером Синанджу.
– Никто не мог бы быть более достойным этого звания.
– Это верно, – сказал Чиун, кивая головой и переплетая пальцы. – И все таки это долгий срок.
– Это долгий срок, – согласился Римо.
– В эти последние недели я думал о том, что наступило время, когда Мастер Синанджу может дать отдых своему мечу. Его место может занять более молодой и более сильный.
Римо начал было говорить, но Чиун остановил его, подняв палец.
– Я думал о том, кто сменит меня. Кто будет трудиться, чтобы содержать мою деревню? Чтобы бедное население Синанджу было сыто, обуто и одето? И думал я не о каком нибудь корейце, я думал только о тебе.
– Для меня большая честь, – сказал Римо, – даже слышать такие слова.
– Молчи, – велел Чиун. – В конце концов ты почти стал корейцем. Если бы ты еще мог контролировать свой аппетит и придерживать язык, то был бы превосходным мастером.
– Я чувствую безграничную гордость, – сказал Римо.
– Я думал об этом много недоль и наконец сказал себе: Чиун, ты стал слитком стар. Слишком много у тебя за спиной прожитых лет и слишком много сражений. Римо уже ни в чем не уступает тебе. Помолчи! И я сказал себе, что Римо ни в чем не уступает мне. И когда я думал об этом, я почувствовал, что моя сила убывает. И я сказал себе: никому больше не нужен Чиун, никто не хочет, чтобы он продолжал быть Мастером Синанджу. Он одряхлел, и все его убогие таланты пропали, и все, что он может делать, Римо делает лучше. Вот что я сказал себе. – Его голос был глубок и звучен, как будто он произносил проповедь, которую обдумывал годами.
К чему он ведет, удивился Римо.
– Да, – произнес Чиун, – вот о чем я думал.
Римо заметил, что его глаза блеснули. Старый мошенник, он же просто наслаждается своей речью.
– И теперь я принял решение.
– Уверен, что оно будет мудрым и справедливым, – осторожно сказал Римо, не доверяя старой лисе.
– Оно пришло ко мне, когда ты локтем убил этого бабуина.
– Да? – медленно произнес Римо.
– Ты осознаешь, что при ударе твой кулак оказался на целых восемь дюймов в стороне от груди?
– Я не знал этого, папочка.
– Ну конечно же, не знал. И в этот самый момент мудрость снизошла ко мне. |